Сквозь сон Андрей слышит скрип комнатной двери. Кто-то проходит к койке и, помедлив, трогает его за плечо. Он открывает глаза и встречается с испытующим, внимательным взглядом Устиньи Семеновны. Она стоит близко, на один шаг от койки.
— Проснулся? День на дворе-то, этак немудрено и свое счастье проспать.
— Кажется, только что уснул, — бормочет Андрей, натягивая одеяло на плечи.
Присутствие Устиньи Семеновны сразу напоминает о вчерашнем, и на душе становится легко и безмятежно.
— Слышь-ка, Андрей… Не поможешь нам картошку на базар подвезти на тачке? Четыре мешка, вдвоем-то с Любкой тяжеленько будет.
— На базар? Ах, да… — Андрей вспоминает, что в половине девятого Кораблев и Лагушин будут ждать его на автобусной остановке. На инструктаж в горотдел милиции им ехать надо. — На тачке долго провезем, вот если бы на машине? Погрузить, и ребята бы мои помогли.
Отказаться прямо — по той причине, что с картошкой заниматься сейчас просто некогда — неудобно. Но и тащиться с тачкой два-три километра, в то время, когда ясно сказано — сбор в девять, в горотделе! — тоже нельзя.
— Где ж машин-то для четырех мешков наберешься? — разводит руками Устинья Семеновна. — Четвертную отдай, а наторгуешь ли столько? А мы часикам-то к десяти успеем на базар, раньше и не надо. Рано торгуют те, кому сильно приспичило, а мы — вовремя.
Андрей морщится, соображая, как выйти из трудного положения, чтоб Устинья Семеновна не обиделась. Скажет, попросила первый раз, и уже — вот тебе на!
— А может, и ребята твои помогут? Кто такие они?
— Да так, товарищи…
— Аль собрались куда вместе? — допрашивает Устинья Семеновна, уже без прежней улыбки.
— Патрулировать на толкучке нам поручили, спекулянтов ловить.
— Так вы, чай не в милиции служите… Что-то не пойму я, — качает она головой, подозрительно оглядывая его.
— Да нет, — улыбается он, — дело общественное, по комсомольской линии.
— А-а, — тянет Устинья Семеновна. — Ну, тогда и плюнуть на это дело можно. Кто-то денежки получает, а вы за них спекулянтов гоняй.
— Плюнуть нельзя, нехорошо будет, — говорит Андрей, глянув на часы. — Ого, уже десять минут девятого! Пора и собираться мне.
Устинья Семеновна холодно кивает:
— Ну, как знаешь… Неволить не хочу…
И выходит, хлопнув дверью, отчего та снова приоткрывается.
«Фу, черт, положеньице создалось… И рад бы помочь, но как?»
Он свешивает ноги и садится на койке, поглядывая в окно. До слуха доносится приглушенный говор, затем громкий вскрик Устиньи Семеновны:
— Пойдешь, я говорю! Ишь, мамзеля…
— Мама, но я не хочу, пойми ты! — возражает Любаша. — К чему все это затевать? Сами довезем…
— Иди, иди! — прикрикивает Устинья Семеновна и после молчания тише добавляет: — Ослушайся только, косы выдеру! Ишь, принцесса какая, съест он тебя, что ли? Да поласковей с Ванюшкой-то будь, от мужика что хошь лаской добьешься.
Любаша что-то говорит, Андрей не может расслышать, но зато громкий голос Устиньи Семеновны звучит отчетливо:
— Андрюша обидится! — передразнивает она дочь. — А на черта мне такой зятек — лежебока! Вчера на уступку вам пошла, думала — поймете добро. А он, вишь ты, общественные дела выполняет, а помогать по хозяйству сосед должен? И поможет Ванюшка, он пообещал вчера. «Что-нибудь придумаю», — сказал. А ведь тоже не без дел общественных… На воскресник людей возить надо… Эх, не понимаешь ты, дура, какого мужика надо выбирать для жизни!
«Вон оно что? — замирает Андрей. — Проверка, стало быть… Какой для жизни мужик годней?!»
Он прислушивается… Кажется ему, что хлопает во дворе калитка, возле окон кто-то быстро проходит. Андрей бросается к окну и распахивает створки, но из-за густых и высоких акаций ничего не может увидеть.
«Ну что ж, проверка так проверка, — зло думает он, отходя от окна. — Как сказал, так и будет. Ребят подводить из-за картошки не стану, мне этого никто не простит, да и сам себе не прощу…»
В хозяйской комнате и сенях, куда выходит Андрей умываться, Любаши нет. Устинья Семеновна, едва завидев его, демонстративно отворачивается к печи, бренчит там чугунками.
Завтракать Андрей не стал, хотя видел, что Устинья Семеновна положила на стол для него ложку, поставила тарелку с нарезанным хлебом, чистую миску, налила стакан молока. — «В столовой поем», — решает он.
Выйдя за калитку, останавливается. Все же очень хочется знать, откуда появится Любаша. Минуты бегут, он зло думает, что ждать дальше не может, и шагает по мостику через канаву, оглядываясь, в надежде увидеть Любашу.