— Вот черт! — изумленно смотрит Пахом на Кораблева. — Ловко ты его…
Лагушин даже не стесняется Ястребова: настолько восхищен он своим товарищем.
— Силен, братец, — неохотно соглашается и Апполинарий, покручивая в руке пустой фужер. Заметив это, Леня наливает всем вина.
— Ладно, хватит мудрствовать. Давай, Ястребов, двинем еще по одной. А ты, Андрей?
— Нет, мне хватит, — поднимается тот. — Времени одиннадцатый час, а хозяева у меня строгие.
— Да ну, слушай…
— Нет, нет.
— Ну, ладно, — с сожалением произносит Кораблев. — Мы с Пахомчиком еще часок посидим. Так завтра в первую смену?
— Ну да… Смотрите, до чертиков не спивайтесь.
Шагая к автобусной остановке, Андрей думает об Ястребове.
«Тип, однако… Интересно, чем он кончит в жизни? Ну его к черту! Не такие главное в жизни. Двигают ее, конечно, те, кто действительно работает, добывает, например, уголь. Вот мои ребята… Совсем недавно с ними, а кажется, что и росли вместе. Значит, Степан Игнашов машину обмозговывает? Надо узнать, что за машина. Странно, что ни к кому он за помощью не обратился. Или просил, да отмахнулись? Завтра же узнаю… Он действительно какой-то скрытный».
В автобусе Андрей едва не сталкивается с Копыловой и торопливо забивается на заднее сиденье: на глаза Вере попадаться не хочется. Андрей внимательно следит за зеленой шляпкой, мелькнувшей впереди, и гадает, когда сойдет Вера: вместе с ним или раньше? И облегченно вздыхает, когда Копылова выходит на остановку раньше.
В вечернем поселке по-воскресному шумно. Молодежь идет навстречу Андрею со смехом и несмолкаемыми разговорами, радуясь теплыни августовского вечера, и он вглядывается в лица встречных: может, и Ванюшка с Любашей где-то здесь бродят? Он внушает себе, что и, увидев их вместе, будет равнодушен, что ему это безразлично, но сам понимает, отчего так думает: просто не верит в то, чтобы они сейчас были вместе.
У калитки останавливается, прислушивается. Где-то далеко горланят песню, у остановки гудит автобус, доносится и уплывает методичный голос диктора радио. И снова все тихо.
И эта ласковая тишина неожиданно навевает удивительно ясные мысли о Любаше. Нет, никогда не будет она с этим белобрысым Ванюшкой, она уже доказала, что любит одного Андрея, и он должен сказать ей, что по-прежнему верит ей, очень, очень верит!
Любаша появляется на крыльце сразу же, едва он стучит в окошко. Молча пропустив его, закрывает калитку и лишь в комнате спрашивает:
— Так долго дежурили?
— Не-ет, — весело щурится он и оглядывается. — А где Устинья Семеновна?
Любаша качает головой:
— К Григорию пошла, наверное…
Оба ведут себя так, как будто утром ничего не случилось.
— Кушать не буду, не хочу, — говорит Андрей и идет в свою комнату раздеваться. Юркнув под одеяло, растягивается, чувствуя, как кружится голова, и тут слышит тихое:
— Ты… всегда так меня мучить будешь?
Свет в комнатах погашен, но по голосу Андрей определяет, что Любаша стоит в дверях. Он понимает — это примирение, и зовет ее:
— Иди сюда…
Она безмолвно садится на кран койки, Андрей приподнимается, отыскивая ее плечи, и как-то неловко притягивает их к себе. Любаша наклоняется над ним, он откидывается на подушку, не разжимая рук, чувствуя на лице теплое ее дыхание. Что-то маленькое, твердое прокатывается по щеке и падает ему на шею. Крестик! Тоненький, плоский, с округлыми кончиками.
— Сними ты его, Люба, — шепчет он, потянув крестик.
Любаша отстраняется от него, вскакивает.
— Нет, нет! — тараторит она. — Не надо, Андрей. Ничего не надо…
— Ну, глупо же так, Люба! — настаивает он, сбрасывая ноги с койки и садясь. — Иди сюда. Давай поговорим, как следует.
— Спи, спи… Потом, — и быстро выходит из комнаты, плотно прикрыв дверь.
Во дворе тявкает Рекс, и Андрей решает, что пришла Устинья Семеновна.
Устало вздохнув, он снова ложится и засыпает быстро и незаметно.
Но это не мать, а Татьяна Ивановна. Любаша удивленно смотрит на нее: трудно вспомнить, когда она была последний раз у Пименовых. Что ее привело сюда?
— Одна домовничаешь? — спрашивает Татьяна Ивановна, обежав глазами прихожую. — Где мать-то?
Любаша пожимает плечами. Она и действительно не знает, куда ушла мать, едва они вернулись с базара.
— У Григория, наверное…
— Да мне, пожалуй, больше ты нужна… Почему это ты, Люба, на лекции не ходишь к нам?
— Не хочу.
— А чего так? Лекторы уж больно интересно обо всем рассказывают, заслушаться можно. Или времени у тебя нет?