- Не завидуй - и будешь счастлив, будешь наслаждаться жизнью сейчас, вне времени и обстоятельств. Не завидуй! Последняя заповедь из обетования. Да... они и первую знать не хотят. Будем удовлетворять коллективную просьбу: чтобы не хуже, чем у соседа.
И ангел Распорядитель поставил печать на прошение: в просьбе не отказать.
36
Она не плакала. Чувств не осталось. Ее новые дети тоже уснули: такие пушистые, с маленькими воздушными хвостиками, длинными ушками... уснули! Я тоже хочу спать. Спать и не просыпаться. Они мне помогут уснуть. Их четыре бойцовских пса, они спокойно усыпят меня. Фараонова собака пошла по следам мастиффов, как идет затяжной осенний дождь, все дальше и глубже погружаясь в анабиоз.
Десант славянской нечисти прибыл на праздник. На празднике уже хватало и местечковой нечисти, но прибывшие только подлили масла в огонь и праздник вспыхнул с новой силой. Как то легко и просто материализовались стройные прозрачные красавицы в соблазнительном ниглеже; появились атлетические красавцы с обнаженным торсом без растительности на теле. И те и другие в татуировках, очень напоминающие змеиные тела и движениями и повадками и раскрасом. Динозавры слились с народом: их туши водили хороводы, прыгали через костры, купались в реке и принимали Мертвую воду наравне со смертными. И над всей этой многокрасочной кутерьмой, как угарный газ, витал отборный славянский мат, производя гнилостное разложение души.
Наконец то мастиффам улыбнулся шанс отличиться, выказать свое рвение, отработать хозяйские харчи. Дружной ватагой бросились они на пришельца, выскалили веселый оскал в предвкушении славной охоты и, заглянув в глаза жертве, как по команде поджали хвосты, и посунулись под защиту человека. А жертва вначале и не поняла их маневра, а потом обиделась, вышла из состояния анабиоза, и бросилась взыскивать долг с обидчиков. Мастиффы ошалели от ужаса при виде демона. И показалось дрогнувшим псам, что нет лучшей защиты, чем огонь, и все четверо полезли в костер: лучше гиена огненная, чем праведный гнев матери. Запахло жареным. У костра стали появляться разрозненные группки карабинеров. Стояли, обалдело наблюдали, как четыре здоровых пса задами сидят в пылающем костре и визжат как щенята, а по кругу носится огненно рыжий призрак, вонзая клыки в визжащую тварь.
Пристрелить бы демона, но потом попробуй отписать каждый свой выстрел - пачкой бумаги не отделаешься, а самое малое: премии лишат до конца года. Вот и стояли в задумчивости карабинеры. Уже один мастифф не подавал признаков сопротивления, а упал бестолково на землю, уже ничему не удивляясь. Оставшиеся собачки стали помаленьку огрызаться, осмелели, вылезли с костра и пошли на обидчика. Но сука вдруг выкинула фортель, как матрос, рвущий на себе тельняшку, - подпрыгнула в воздухе, перевернулась бочкой, пала на живот и юркнула змеем в гущу бойцовских собак, стоящих в правильной стойке. Выплевывая из пасти кусок брюха, угодила мордой в огонь, выпалила головней глаз, развернулась и со спины набросилась на ближайшего противника. Хруст, вопль - и в живых остался один пес, который как то вяло закрутился волчком на месте и вдруг спокойно растянулся на земле - сердечко не выдержало. С обломком дымящейся головни в глазу собака пошла на людей. Раздался один, два, три выстрела. Собака остановилась. Удивленно понюхала воздух и спокойно прилегла на выжженную огнем землю. Стало тихо, только костер разговаривал с ночным небом, да по-детски сопел Венечка, боясь выпустить пистолет с ладоней. Подошел начальник карабинеров, взял из рук застывшего подростка пистолет, посмотрел на заводской номер оружия, кивнул сам себе головой, спрятал пистолет в карман и пошел отдавать приказания. Веня сделал пару шагов к реке, но попал в руки протрезвевшего эстета.
- Сука! моя сука. Ты убил мою суку! Кто заплатит? Ты мне заплатишь. Что это у тебя на поясе, кошелек? Давай сюда! давай сюда, урод! Дай, я тебе сказал.
И схватив парня за ремень, вырвал из брюк пряжку, вытянул ремень, вскрыл молнию и засунул руку в содержимое сумки.
- Не надо, дядя!
Но дядя не слушал, а тащил из кошелька нож-выкидуху, колоду карт с голыми девками, моток проволоки, зажигалку и слипшийся от крови носовой платок, с чем то гуттаперчевым внутри.
- Не надо, дядя! - но крик не остановил эстета, а только начальник карабинеров посмотрел в сторону ресторатора Лютикова и своего крестника.
- Не надо! там змея!
Но Лютиков с остервенением потянул за липкие и влажные концы платка и подцепил пальцами окровавленную голову гадюки. Клыки аспидки поцарапали пальцы до крови.
- Мерзость, - и бросил голову в костер, и ремень с кошельком следом, повернулся к пацану и выхаркнул. - Посажу, урода, если пять штук баксов не принесёшь. - И пошел, пошатываясь к свадьбе, которая пела и плясала у реки.
На инцидент с собачками мало кто обратил внимания, так все было быстротечно, - народ шумно резвился во всех уголках обширнейшей поляны.
37
Фрол знал, что он сейчас возьмет камень, ибо все остальное было суета сует и томление духа. Вот именно: суета сует и томление духа. Как там еще у мудреца... Хорошо, если ты будешь держаться одного и не отнимать руки от другого; потому что, кто боится Бога, тот избежит всего того. Чего того? А боюсь ли я Бога? И что значит бояться Бога? А не послать ли все к черту и жить просто человеком? Нет, не получиться. Бросить девочку и уйти? Нет, сопьюсь. Что, что делать? И как это: хорошо держаться одного и не отнимать руки от другого? Кто боится Бога, тот избежит всего того! Чего того? Ты же филолог - любитель слова. Стоп! Филоя - любовь к слову, если память не подводит. Попробуем разложить все по полочкам, время еще немного есть, богини не проявляют нетерпения. Филоя - любить слово. Так. Оставим действие. Ибо действие вытекает из сущности принятого решения. Сущность - существительное. Слово - вот отправная точка. Слово. Где в этой фразе отправная точка. Того! О чем речь: кто боится Бога, тот избежит всего того. Бояться - глагол, т.е. действие, а не причина. Оставим. Избежит? Без контекста и не поймешь. Кто, тот, всего, того - местоимения, скрывают слово. Остается Бог. Конкретное слово. Назывное понятие. Конкретный предмет. Бог! Ну, бог, ну стол, ну окно, ну... Да мало ли просто слов. Бог, Гад по-ихнему... ну и что мне делать с этим гадом. Эх! отче наш иже еси на небеси...
А туман твердел, а богини ждали, а девочка спала, а Фрол шептал молитву "Отче наш..." и слаще слов не слетало с его губ с самого младенчества, когда мама просто на всякий случай заставляла малыша повторять за ней слова молитвы, а отец не вмешивался, только серьезно курил у печки.
- Фрол!? - послышалось вне тумана. - Фрол!? Фрол...- и эхо ворвалось в туман. Богини заволновались, волосы их поднялись стоймя, и лица их стали напоминать старых потасканных фурий. Богиням не хотелось перерождаться в кикимор, но раз они не выполнили задание, то не обессудьте: с этим повсюду строго, особенно в органах власти.
- Фрол?! вот ты где.
Тумана как и не было. К стоящему на коленях толстенькому, с залысинами мужичку и девочке, протирающей со сна глаза, подошли. Отец поднял дитя на руки и от чувств стоял и прижимал к себе ребенка: как столб держит провода, чуть-чуть гудя и пошатываясь от напряжения. Молодая дама вытирала лицо девочки платком. Плешивый подтянутый мужчина спокойно рассматривал богинь. Большой, медведе подобный священник в желто-серых одеждах вытащил из рясы карты и передал плешивому. Тот взял карты. Подумал. И передал колоду богиням. Старшая из них схватила колоду. Все трое присели в низком реверансе и исчезли.