Проезжая по надоевшим с детства улицам эстет ревниво замечал новшества и нововведения незаметные глазу обывателя. Вот странные перетяжки появились на стенах учреждений тут и там. Аляповатые фотошопы, которые несли в себе информационную эссенцию рекламного содержания. Как там бишь эти штуки прозываются... баннеры... футы-нуты, изысканная пакость - назвать флагом эту выцветшую на солнце и дождях тряпку и, как в старь, призывать становиться под ее знамена. Произошла полная подмена патриотизма. Не дай бог, кому-либо приспичит ввести эту жуть в массовое употребление - выхолостим мозги народу, разменяем суть патриотизма на служение фирме, учреждению. А представите себе этакий баннер на больнице - все под знамя медучреждения, хорошо, если не психушки. Чумовое время - бубонная и черная чума нашего века - воспитание патриотического отношения к месту своей работы - фирменный кретинизм патриотической идиосинкразии.
Alienation mentis - помрачение ума.
Amabilis insania - приятное безумие.
Мысли эстета переключились на дворцы и хижины знакомых с детства мест. Архитектурная белиберда начала века стала уступать место классическим канонам новомодернизма. Но изживать отпечаток мещанства у застройщиков не получалось: классическая линия тут и там обрамлялась завитушками тщеславия, выставленного на всенародное любование. Особенно заметно выделялись коттеджи "значимых людей": хлебом не корми, а дай шелковый вензелечек в резиновые сапоги облачить, чтоб до ветру сподручней ходить было. А так ничего, с шиком строились сельчане да заезжие молодцы. Вот только здания социального назначения по совдеповски ветшали в своем историческом застое, но на их место планировалось закопать в землю что-то стеклянно-бетонное и многоуровневое. А вот перелицованное из бывших торговых палат желтое здание власть попридержащих с государственным баннером на кровле.
Автомобили, от которых избавилась старушка Европа, важно разъезжали по нашим весям и давили наших кур, все еще обитающих в глухих подворьях сермяжной действительности. Деревянные церковь и поповский дом с колодцем-журавлем - ну это полный анахронизм, который не помешало бы облечь в сайдинг. Что это я? Я же эстет. Итак, подъезжая к собственному бунгало, эстет ощущал себя женихом первой брачной ночи.
Это свершилось! Жизнь комочками вывалилась из ее истерзанного тела и мокрыми мордочками уже тянулась к соскам. Блаженство разливалось по всему телу. Заслышав любимые долгожданные шаги, мать тихо завизжала от восторга, приподнялась на шатких ногах и стоя встретила хозяина.
подходя к крыльцу моложавым молодцом, он заметил в кустах туевых насаждений пегого псину беспородных кровей, который как бы пытался выразить и преданность, и благоволения, и подобострастие танцуя всей лохматой статью. Острый шип терновника вошел в сердце, и ноги непроизвольно согнулись в коленках, и отчего-то дала знать о себе предстательная железа,- так что дверь открывал пожилой мужчина неопределенного возраста.
Шаркающей походкой, проходя фисташково-кремовый холл и открывая стеклянную дверь на террасу, эстет цеплялся за надежду всем своим богатым возрастом. Но!.. богиня встречала стоя, а в помете лежали пегие "дворяне".
7
Черная дыра.
Какая густая тьма, ножом можно резать, а куски раскладывать по тарелкам, как праздничный торт. Черный горький шоколадный торт, торт для избранных на заклание.
...заклание кому,- пытался ухватиться за мысль обалдевший от реалии разум.
... мысль есть - значит я существую... а если я существую, то есть надежда... а надежда не постыжает... вот, вот, вот...вот, это и есть мой якорь, мой парус, моя шхуна, моя бригантина! Но куда мне плыть? Тьма окружает меня, и даже слова мои прилепились к языку моему... Что же я хотел сказать там, где упал этот шмоток несостоявшейся человеческой плоти, на того, кто был когда-то венцом творения, а теперь превращался в студенистое желе - и милосердие бежало от него...
... отче наш! - возопил я тогда, но лучезарная дива Сомнения скривила рот в ухмылке - и напрасной показалась мне молитва моя. Оставил я вопль свой, огорчилась душа моя - и дух человеческий стал говорить во мне.
- Тебе это надо? Тебе больше всех надо? Тебя не "имеют" - ты не подмахивай. С вилами на танк не попрёшь. Тростью обуха не переломишь. Хочешь жить - умей вертеться...
Я даже не пытался спорить. Я отвернулся от тьмы, порожденной человеческой амбицией: обостренным самолюбием, спесивостью, чванством, претензией на притязание своих прав, ради которой уничтожают себе подобных. Сделал шаг в сторону, чтобы не видеть вопящего о помощи, - и попал в Черную дыру. Трусость или безысходность? Что может сделать один человек со спрутом Амбиции, если щупальца монстра пускают яд власти и сжимают в прагматично-лицемерных объятиях ставших под знамена бюрократической опричнины. Добраться до спрута невозможно, потому что он растворился в каждом, кто хоть мало-мальски прикоснулся к руководящей должности. Кровь заряжена, и умерло детство. Юная душа мумифицируется, засыхая в клещах паразитизма, и рождается уродливый симбиоз, когда один организм питается за счет другого. Жаловаться паразиту на паразита - что делать себе харакири под наркозом...
И осталась человеку только Надежда, которая обитает во Святое Святых.
И осталась человеку только Надежда, ибо не имеющий Надежды не имеет и Бога.
И осталась человеку только Надежда, которая не постыжает.
И достались человеку в наследство седые глаза Надежды.
Кто ты?
Был ли это вопрос, или подсознание вторглось в сознание.
Кто ты? - это снова повторилось. И не подвергая внутреннему анализу происходящее, не пытаясь призвать разум на подмогу, а инстинктивное, ухватившись за саму суть своего "Я", он завопил всем своим существом:
- Я есть дитя Твоё! и уповаю на Тебя!
Небытие рухнуло - и я вспомнил всё!
Как молния от края до края на мгновение освещает окрестность блистающей вспышкой, так что успеваешь увидеть всё, как будто с высоты птичьего полета. Так и я рассмотрел всё сердце моё, растворившееся во вселенной. В тот миг открылась для меня глубина и высота, широта и долгота. Открылась, наполнила светом и укуталась во мрак. В один миг познал я всё: начальное и безначальное, великое и малое, прошедшее. сущее и предстоящее. И Дух Святый вошел в меня.
После воскресной службы, которую посещал исправно от случая к случаю вот уже лет восемь, он в дремотной неге возвращался в давно холостяцкую квартиру, из которой лет десять назад сбежала жена. С работы давно ушел и перебивался заработком чернорабочего. Кому нужен специалист с дипломом филолога, которому опротивели ученики; кому нужен писатель, который неугоден читателям; кому нужен друг, которому опротивело все мирское. Но случай нашел его в миллионном городе - и похожий на знакомого, имя которого он так и не вспомнил, предложил поработать плотником в тюрьме. Дремотная нега усталости жизни видно решила сыграть с ним крапленой колодой.
Наутро он был на объекте, и, как это всегда и всюду происходит, где в жизнь вмешивается человеческий фактор или провидение, его из служебной зоны, сидящего смирно в ожидании оформления бумаг, двое в штатском, со словами: плотник? - плотник, вначале повели под землю, а затем и повезли под землей. И выдали хороший инструмент, и привели для замены нар в комнату с человеком личинкой, где двое надзирателей в спешке грузили на носилки для транспортировки что то бесформенно белое, с глазами слепого филина. Светлый костюм, светлая рубашка, светлые туфли, облачавшие существо, носившее эти дорогие вещи бог весть когда, - все это стало похоже на образ и подобие человека. Человек, похороненный заживо, должен благодарить палача, что отделался так легко... Как выгребал гнильё и как ставил нары из свежей древесины, и как очутился на улице возле метро, это он теперь вспомнил как с большого бодуна. А в списках тюремной обслуги он никогда и не значился.