Да соскользнула нога у девятиклассника дегенерата, да попала в мотоциклетную защитную дугу - и вывернуло ногу вместе с пахом и внутренностями. Еще не остыл нервно напряжённый девичий смех само значимости, еще ревели мотоциклы по кустам, еще названивали телефоны и рации, а ангел уже нес на руках, прихрамывая, новопреставленную душу на поселение. И женский смех, рожденный у магазина, все ещё кровавыми пузырьками вился вокруг них.
10
Хоронили крестную и крестника.
Когда город поглотил деревню, то и сельское кладбище приватизировал под себя. Старые могилы стушевались, распались, ушли в землю. И поговаривают злые языки, что хоронить городских будут поверх деревенских, что смычка города и деревни уже началась. И показывают в сторону новенького грейдера, который хозяином возвышается в плешивой роще; и будто, со слов очевидцев, по ночам берет уроки вождения сама Марена - богиня смерти.
Сельским жителям с городской пропиской еще разрешают подзахоронить родственников к родственникам, но положили на этот песчано-сухой взгорок завидущий взгляд ответственные похоронные учреждения,- и уж точно вскоре разлучат любимых покойников. А что любят у нас покойников - это к бабке не ходи. Все сделано лицом государства, чтобы предать земле милый прах,- ну а сама жизнь "милого праха" в руках самого праха.
О! сколько неизреченной нежности и витиеватой фантазии вкладывают обреченные на существования в могилы лучших членов общества. О, муза Эпитафия! к тебе не зарастет народная тропа. О! мать Марена! Ты можешь кататься по ночам и даже днем на грейдере по нашим могилам, но всю нерастраченную нежность на опостылевшего при жизни покойника мы вкладываем в кладбищенско-архитектурный ансамбль, по средствам и даже не имея таковых. Тебе, тебе незабвенно-единственному усопшему мы воздвигаем памятник (чтоб придавить понадежнее, - осиновые колы у нас не приветствуются), ставим ограду (не дай бог покинешь место упокоения)
и обязательно приносим букет (без букета на кладбище и не ходи, анафема) - в пластиковых бутылках искусственные цветы. Спи спокойно, дорогой товарищ, - мы всегда будем помнить о тебе (фраза произносится в голос, а обращение по обстоятельствам: папа, мама, брат, сестра, сын, дочь, скотина. сука, стерва, гад, выродок. любимый и т.д. и т.п.).
Почему же Марена - богиня смерти осваивает по ночам грозную технику? Да потому что тот свет не резиновый. Нормы площади для успокоения душ отведены изначально от сотворения мира и меняться не будут. А тут нашествие усопших с личными вещами, т.е. с памятниками да оградами да с остальным кладбищенским антуражем. И попробуй разместить вновь прибывшего по ПМЖ (постоянное место жительства) с его хозяйством. Да тут у любой богини крыша поедет. Вот и катается Марена на грейдере, спасая свой департамент от ненужного покойнику хлама, под одобрительно-ликующие молитвы измученных благодарными родственниками.
А на взгорке в кустах черемухи стояли деревянные кресты, у которых любовно расположились богини Жива, Марена и Леля за игрой в карты, поджидая траурную процессию в два стандартных гроба. Рука священника вздрогнула в приветственном жесте, но вспомнила, какому богу служит, и мелко прочертила в воздухе загадочный иероглиф.
- Молимся за невинно убиенную душу, оставившую нас в расцвете жизненных сил, примерной матери и благочестивой прихожанки...
А благочестивая прихожанка взирала на свои похороны объятая пламенем седьмой и девятой заповедей. А ее муж и любовник в пьяном тумане пытались договориться с нищенкой совестью, нагло так качающей вдруг обретенное право на покаяние, под нетрезвым оком участкового, отца убиенного отрока.
- Почитай отца и мать и будешь долголетен на земле, - запел священник первую заповедь из обетования не для мертвого, а для живых, выстроившихся по классам отроков и юниц, которым было просто любопытно и чуточку мерзостно от происходящего под молчаливый траур выключенных смартфонов. Да еще раздражала эта убогая, которую даже родитель окрестил Журба. Чуяли, чуяли детские сердца причину и следствие совершенного, ибо еще не уснула в них интуиция нерадивым снов, а навевала сознанию и подсознанию истинную причину смерти их сотоварища. И поползли слова-змеи из праведных в своем гневе сердец.
- Чушка немытая. Вонючка. Оборванка. К заутренней бегает босиком, а мобилы не имеет. Что ж твой боженька такой милосердный, что не заступился за твоего папашу алкоголика, когда он церковь расписал, а поп его за пьянку выгнал, да за кагор высчитал. - И шипели дети, а их мамки, почуяв приступ материнской любви, встали на защиту праведных в своем гневе чад.
Учительница безмолвствовала, а в глазах слушающих и присутствующих на похоронном обряде женщин уже разгорелось пламя ненависти к этой вот смиреннице, - и очередь на прощание с прахом дружно задвигала сжавшееся в испуге и непонимающее причину злобы тельце журбы поглубже в кусты дикой черемухи. А в кустах девочку-ребенка поджидали Жива, Марена, Леля.
11
И был факс. Ангел Распорядитель и ангел Вестник, ознакомившись с "гласом" отправились выполнять указания, передоверив Чашу Проведению. Лифт был свободен, и ангелы воспользовался таковым. Приятно было спускаться в прозрачной кабинке и рассматривать быт и обитателей на очередном небе. Профессиональным взором администратора ангел Распорядитель заметил прилипшие к стеклу белые и черные перышки,- черных было поболей. "Зачастили, значит, иноверы, чувствуют последние времена. Надо указать дежурным, а то детишки баловаться начнут, а в черных перышках много соблазнов". А дети не преминули воспользоваться лифтом и, легки на помине, уже врывались в кабину дружной оравой,- дети на небесах имели такие же права, как и кошки в древнем Египте, как и коровы в Индии. Ангелы добирались в места назначения своим ходом,- детишки и пощипать могли бы перышки, отращивай потом...
Второе небо встретило запустением. Прошли, прошли те славные времена, когда здесь кипела жизнь - и какая жизнь! Распорядитель не стал тревожить ангелов-смотрителей, а, подобрав кинутый детьми велосипед, покатил по гаревой дорожке небес мимо резерваций, в которых и находились боги, утратившие блеск и величие после памятных событий на Голгофской горе. Некоторые резервации окончательно захирели: пирамиды, храмы, капища, алтари разрушились, и не видно было низги, только приведения и ночные страхи провожали велосипедиста безразличным отмалчиванием. Гора Олимп скукожилась, облысела, боги перебрались к подножию и влачили существование плебеев, покинутых на произвол судьбы всесильными патрициями. Вот над горой Фудзияма поднялся дракон и зашелся в аллергическом кашле,- что то там не срослось с благовонными курениями в стране Восходящего солнца. Оживилось в последние времена брожение в стойбищах шаманов: появились модерн постройки и пристройки, шаманы приоделись в наполовину европейское платье, бубны их были изготовлены по новейшим технологиям,- это внушало зависть и подталкивало к интригам менее успешных соседей. Некоторые островки религиозной самодеятельности вообще заросли таким чертополохом, что сюда боялись сунуть нос и вездесущие приведения. Зато каков микрорайон резервации инопланетян: супер современные небоскребы в антураже супер современной инфраструктуры. Но все же, не тот был вид Второго неба, не тот,- жизнь стремительно перебралась на Первое небо, поближе к естеству. Но скоро и здесь все забурлит, закипит и видоизмениться: ибо пришел час. Ангел подкатил к резервации Славянских богов.