– Харш, я боюсь… – сказала Мара тоном оказавшейся ночью на кладбище девочки. – Тебя. Я не понимаю, что ты такое! Слышишь, не понимаю!!!!! – закричала она.
– Слышу-слышу. Я тоже не понимаю. – добродушно согласился я, увлеченный переворачиванием доспеха и изучением чехла под топор, обнаружившегося на спине.
– Что? Ты не можешь сказать, что ты такое? Или не хочешь? Черт подери! Ты больше похож на инопланетянина, чем Джейн, боцман и капитан, вместе взятые! – крикнула она. Я был слишком занять топором, чтобы сочинять что-нибудь успокоительное, и сказал правду:
– Конечно. Они, в конце концов, люди. Хомы Сапиенсы в десятом-двадцатом теле. А я всего во втором.
– Что ты имеешь в виду? – прошептала Мара еле внятно.
– Что если… Ага! – я повернул в пазах шлем и сняв его, удивленно заглянул в пустые доспехи. -… Ты можешь представить себе, что души переселяются и существуют другие биологические виды, то я две жизни назад первый раз вселился в человека, а до этого жил в телах другого вида. – брякнул я, увлеченно растягивая пружинки, скрепляющие пластинчатые рубашку, штаны и ботинки.
– И как там? – спросила Мара, изо всех сил демонстрируя опасения от беседы с шизофреником, вооруженным плазмометом.
– Нормально. – я начал раздеваться.
– Как – нормально? И что ты вообще делал на Земле? В прошлой жизни? – Мара говорила совсем нормальным голосом, видимо, успокоенная видом моей вполне человеческой задницы. Для того, чтобы успокоить ее окончательно, я занялся изложением автобиографии.
– Ну так, по мелочам развлекался. – Я влез в штаны и затянул ремень. Присел, встал. Чуть стесняет, но носить можно. – Вторую мировую организовал чтобы комунисты планету не захватили, инопланетную резидентуру, которая коммунизм изобрела, изничтожил, ЦРУ обучил, чтобы с КГБ на равных были.
– А чего же ты в этой жизни не… ну… – уже насмешливо спросила Мара.
– Во-первых, меня в прошлой измочалило так, что хотелось лежать и ничего не делать. А во-вторых, я, как ты заметила, все-таки неплохо устроился. – сказал я и навинтил основание шлема на воротник. Отодвинув с лица на затылок и подбородок полукруглые заслонки, я засунул Крыло в чехол, сунул трубку в зубы и помахал руками, пытаясь понять, что стесняет движение больше – доспех или натянутый на него камуфляж.
– Харш! – сказала Нат точно так же, как говаривала моя мамочка, когда я приходил домой после пары часов игры в диверсанта-пиротехника на стройке.
– Сам знаю. – буркнул я и проследил взгляд Нат. Нат задумчиво уставилась на мои осиротевшие ботинки. Потом глянула на свои бахилы и подняла на меня вопросительный взгляд.
– Бери, только боюсь, без пропахших мужиком шерстяных носок этот сорок третий разношенный на твой максимум сороковой будет несколько болтаться… Но я очень рад, что ты хочешь усыновить мои верные ботинки. Я бы не смог их бросить после года верной службы, а мое текущее одеяние с ботинками через плече смориться в два раза не страшнее.
– Ладно. Хоть пропахну мужиком. – бесшабашно сказала Нат, присаживаясь на пол и начиная снимать бахилы.
Мара, сидевшая на полу с арбалетом в обнимку, посмотрела на Нат но ничего не сказала. Видно, не нашла приличных слов.
– Нат, а ты уверена, что Мик нас правильно поймет, обнаружив, что ты пропахла мной? – тоном любовника, заранее подыскивающего шкаф, спросил я, успешно вынимая арбалет из ослабевших рук Мары. Мара поочередно изучила нас и выдала результаты наблюдений:
– Ребят, может я – третья?
– Ага. – согласился я, нацеливаясь на входную дверь в конце прохода. Щелк-цванг! – Надо же кому-то свечку держать! – я повесил арбалет на плече и занялся обустройством на себе запасов стрел.
– Эй, блин! – гневно воскликнула Нат, приступая к освоению правого ботинка. – Какую такую свечку? Мы с Марой любим темноту!
Откуда-то нарисовался пятисекундный порноролик с нами тремя в исполнителях главных и не главных ролей.
Злоба, в которой не было места ничему созидательному, в том числе размножению, тоже увидела ролик. Властная зеленая чешуйчатая рука из глубин памяти вырубила изображение и схватив за шиворот, встряхнула, вытряхнув все игривое настроение и скрутила в состояние кирпича, угрюмо лежащего на краю крыши.
– Все с вам понятно. – выдавил я и направился ко входной двери за стрелой, мечтая о паре десятков вооруженных до зубов злодеев, очень желающих меня зарезать. Ни один другой способ поднять настроение не имел шансов сработать.
До двери я не дошел. В нее пару раз что-то бухнуло, прогибая вовнутрь. В пролом заглянуло рыло окованного сталью бревна, а потом оно исчезло в темноту и из темноты в комнату гибкой походкой на полусогнутых ногах зашли четверо низкорослых мужиков в меховых жилетах с саблями. До полного сходства с татаро-монголами им не хватало меховых шапок, раскосых глаз и косматых причесок, которые у них отсутствовали вовсе, заменяясь заплетенными в косички бородами.
Что– то сильно стукнуло в грудь. Отступив на шаг для сохранения равновесия, я посмотрел на пол и увидел длинную стрелу. Следующий удар пришелся по голове.
Страшно не было. Воспоминания кого-то, кто мог испугаться и превратить меня в машину по быстрому умерщвлению всех в радиусе броска ножа, всплыли и захватили меня, окутав апатичным туманом.
Я не хотел гнева. Он будил страх, что меня убьют. Я не хотел страха – он заставлял убивать. Я не хотел убивать – устал. Я вообще ничего не хотел.
– Харш!!!! Помоги!!!!
Кто– то живой, кто обычно и есть я, ухватился за это вопль, как за ниточку, и медленно вытянулся за нее из топкого болота воспоминаний.
Вяло обернувшись и получив удар в поясницу, я увидел зрелище, которое ударило по апатии, как спирт в голову.
Нат и Мара стояли плече к плечу на краю провала в полу и отбивались от двух мохнатожилетных. Еще трое, отойдя на пару шагов, деловито изготавливали луки к стрельбе.
Мелькнула фотография двух тел на полу, у которых под шлемом кровавые пятна с торчащими оперенными древками.
Я напугался. Испуг рванул цепной реакцией, разросся в страх, страх смел все мысли, заметался по телу, заполняя его мириадами завихрений, требующими двигаться, чтоб выпустить их.
Легкие вытолкнули воздух сквозь скрученное горло, руки сдернула арбалет и взяли на прицел крайнего лучника.
Страх убить мгновенно окаменил тело. Понимание, что сейчас я убью и меня за это смогут наказать, заморозил все силы, все эмоции. Руки, придавленные тяжестью арбалета, опустились.
– Ха-а-а-арш! – завизжала Мара, глядя, как центральный лучник, улыбаясь, нацеливает стрелу ей в лицо.
Какое-то мгновение, очень долгое, я чувствовал себя очень слабым и ни на что не годным – ослепшим безруким стариком. Это ощущение отделило меня от всего – тела, памяти, эмоций из этой памяти. Потом оно отделилось само…
… Какая-то комната. Очень деградировавшие существа, прилепленные к телам. Одни тела хотели убить другие тела. Это не нравилось.
Тела медленно махали кусками стали. Еще трое поднимали метательные устройства.
У меня тоже было тело, и в руках у него тоже было метательное устройство. Мое тело, повинуясь желанию, подняло устройство и использовало его. Перезарядило. Использовало. Перезарядило. Использовало.
Я посмотрел на три испорченных тела, существа в которых с удивлением начали понимать, что они – не тела и испортил два тела с острыми кусками металла, нападающими на те тела, порчи которых я не хотел. Почему? В одном из них существо, которое мне нравиться. Похожее на то, которым я люблю притворяться…
Нат.
…Память, зацепив меня крепко сцепленными друг за друга картинками, втащила обратно в себя…
Бум! Что-то ударило по затылку. Я ошарашено посмотрел на пятерых бородачей, которые стояли, несмотря на торчащие из середин груди оперения стрел. Они попадали на пол.