– Нехило ты планируешь провести последние годы. Обязательно заскочу. – искренне пообещал я, вылезая из диванчика и возвращаясь к насущным проблемам.
– А теперь скажи – за дверью мое поле или Тэсс?… Ты еще удивляешься? Как будто первый день меня знаешь. – я польщено ускользнул я от тяжелого взгляда Джейн, надавившего из темноты.
– Да уж, никак не привыкну. Там – ее поле, и у нее было время его обставить, пока ты тут расслаблялся.
– Угу… кстати, если бы увлеклась Тэсс, ты бы пошла ее вытаскивать в мое поле?
Она красноречиво затянулась в потолок.
– Я так и думал. Глядя на твое лицо при выслушивании сказок про битву со Шварцнегерами, я так и думал.
Страх, почти растворившийся в уверенности, что я могу, вернулся, вытащенный мыслью, что теперь я не управляю всем. Я истерично хихикнул, рефлекторно придумал пошлость и шагнув к двери, высказался:
– Джейн, если ты за двадцать лет срочно не покроешься морщинами и не поседеешь – я тебя точно найду и отмщу за то, как ты надо мной издеваешься. Ох, вспотеешь…
Ответ я не услышал, увлеченный выпрыгиванием за дверь.
Еще не успев ничего увидеть, я понял, что Тэсс ошиблась.
Какой-то большой кусок памяти, привыкший самостоятельно, не считаясь с остальными "Я", брать контроль над телом и вести его по заданной программе, проснулся и потянулся к рычагам.
Открыв глаза и увидев, он властно вцепился в рычаги, отшвырнув меня.
Страх взорвался ядерной бомбой, стал больше меня, исчез из воспринимаемых эмоций.
Эмоций не стало.
Был только пустота и тупая боль во всем теле, перестраивавшемся так, как того хотел тот, древний я, очень хорошо умеющий реагировать на опасность.
Мудрый дядечка сообщил, что это – не моя память, а имплантированная злоблинами. Потом он исчез, задавленный новым, холодным я, обычно безразличным ко всему и вспыхивающим гневом, когда что-то пытается убить тело.
Гнев вспыхнул, потому что ко мне, зажатому в полукруг высоких каменных стен, шли десять самураев-зомби.
Лестница. Уклон вниз, в тоннель. Тоннель к горе. На склоне – замок.
Выпрыгнуть из полукруга? Высоко.
Десять дрессированных зверей в доспехах с длинным и коротким мечами.
Скучкованы.
У меня? Два меча за спиной.
Доспех. Стесняет.
Пальцы зацепили край нагрудной пластины, окаменели, повинуясь скрученному в ломающуюся от напряжений пружину полю усилий. Рука получила мощный импульс остановленного гнева, готового выплеснуться в тело и порвать все связки чудовищным сокращением мышц. Нагрудник отлетел с хрустом разрываемых ремней.
Стало свободней.
Пластины на руках, животе.
Стесняют движение.
Не настолько, чтобы гасить скорость.
Я рванул тело вперед.
К выходу.
Выход в замке.
Руки вытянули из-за спины мечи и сознание, окончательно запуганное скоростью, с которой гнев гнал тело, забилось в угол и фиксировало только отдельные куски происходящего, превратившись в систему наведения, скидывающую задачи поражения безошибочным рефлексам.
Две пары глаз за лезвиями.
Оттолкнуть трупы.
Вниз по лестнице.
Лучник справа.
Кинуть меч в живот.
Длинный коридор.
Свет в окошечки.
Бегут навстречу по коридору.
Первый, снизу мечем под локоть.
Плывущий в воздухе меч с обрубком руки.
Взять меч.
Трое.
Перегораживают коридор.
Оттолкнуть два меча, полоснуть два горла, сбить два брызнувших кровью трупа.
Четыре лучника.
Гнев выплескивает в ноги порцию силы, скручивая поле усилий в тугие жгуты. Жгуты распрямляются. Тело, переворачиваясь, летит длинным кувырком над стрелами.
Падает.
Рубит.
Мгновения бега. Еще одно. Еще одно. Из распахнувшихся дверей в конце коридора выбегает доспех с копьем. Еще один. Еще…
Уклониться от копья.
Рубануть.
Уклониться.
Рубануть.
Отбить-рубануть.
Отбить два, изогнуться, пропуская по ребрам третье. Рубануть.
Впрыгнуть в дверь.
Большой круглый зал, освещенный факелами.
Копейщик справа.
Уже сзади.
Трое в черных доспехах посередине зала.
Черный проход в стене напротив.
Трое прыгают, замахиваясь.
Прыжок. Отодвинуть локтем меч. Рубануть.
В проход.
Лестница вбок и вверх.
Еще зал.
Свет в окна.
Посереди зала столб с привязанным к нему белым и большой черный доспех. Окна высоко.
Выхода нет.
Доспех шагает, медленно замахиваясь большой алебардой.
Навстречу, уклониться, проводив алебарду мечом. Второй – в щель под шлемом.
Еще раз осмотреться.
Выход?
Тело в белом на столбе кричит. От тела исходит ощущение очень живого. Оно вроде не опасно. Но слишком живое. Непредсказуемо. Еще раз закричало. Что-то знакомое.
– Харш! Ха-а-а-арш!
Я посмотрел на привязанную к столбу Тэсс. Потом сложился на пол, выключенный усталостью. Гнев высосавший все, что могло отдать тело, исчез, оставив меня валяться на полу куклой, у которой кончился завод.
– Харш, вставай… пожалуйста… не-е-е-е-ет!
Сделав гигантское усилие, я повернул глаза и увидел двух недорезанных в черных доспехах, входящих в зал. Повертев шлемами от меня к Тэсс, они гнусно рассмеялись и сняли шлемы. Две гадких белобрысых конопатых хари. Блекло-зеленые глазки.
Мне было хорошо. Я знал, что сейчас они меня убьют, и я окажусь где-то, где смогу отдохнуть.
– Допрыгался… – злорадно просипел один, осторожно подходя. Колено сообщило, что по нему сильно пнули. – Точно, выдохся.
– Харш, вставай, пожалуйста. – сквозь всхлипы страха выдавила Тэсс. Всхлипы сменились ударом и вскриком.
Я посмотрел на нее, на искаженное болью лицо, на струйку крови, побежавшую из разбитой губы. Потом посмотрел на спину ударившего ее злодея и понял, что я повернул голову. Обида на Тэсс, решившую сделать из меня героя-принцесоспасителя, и злорадное желание посмотреть, как ее за это наказывают, капнули сил вращать головой и глазами.
Второй злодей отошел от меня к ней и ударил в живот. Тэсс повисла, изогнувшись в веревках и хватая воздух открытым ртом. Мне стало завидно. Никаких других чувств не было. Только зависть к этим двоим. Я сам хотел бить ее по лицу, по животу, по коленкам, больно тискать грудь, кусать соски, раздирать очко членом. Эти двое этого не заслужили. Гады. Куклы.
– Стеклянный блеск в ее глазах… – прошептал я себе под нос.
Злодеи дружно пнули ее по коленкам.
– И клей засохший в волосах. – вплелось в ее визг.
– Целуешь час, целуешь два… – руки, обретя способность двигаться, стиснули рукояти. Злодеи обернулись, один шагнул, замахиваясь мечом.
Бзинь.
– Но ее плевать – она мертва. – прорычал я, вставая.
– Ты… ты… – испуганно прохрипел второй, вытягивая мечи.
– Тебе девчонки не нужны.
Они капризны и пьяны
А с куклой раз. А с куклой два.
Но ей плевать. Она мертва. – пропел я в их испуганные рожи, с хрустом суставов и скрежетом лат потягиваясь.
– И будет кукла тебе верна.! – прорычал я, шагая на них. Выставив мечи, они попятились к выходу.
– И будет кукла тебе жена! – мои мечи начали выписывать сложные фигуры, постепенно ускоряясь. Злодеи сменили лица с испуганных на сумасшедше-злобные и встали плече к плечу.
– Плевать на холод, плевать на метель
Она улыбнется и ляжет в постель.– проревел я, приближая посвистывающие лезвия к кончикам их мечей.
Завизжав, они прыгнули. Руки, на секунду зажив своей жизнью, поймали их лезвия на гарды и круговыми движениями чиркнули мечами по горлам.
Посмотрев, как они упали, схватившись за фонтанчики крови, я повернулся к Тэсс. Она широко раскрытыми глазами смотрела на два тела, широко дыша ртом.
– Так вот что тебя возбуждает – побои и кровь. – прохрипел я, опирая на мечи пошатывающее тело. – Может, тебе даже целку еще не порвали?