Я находил все эти усилия досадной помехой. Не могу сказать, что я с нетерпением ждал визита Анны. Я был одинок, невыносимо одинок, так продолжалось все тридцать пять лет, но я не жаждал общества. Я никогда не искал его. Даже общества домашних животных. Анна ни словом не намекнула, надолго ли она останется. Я понятия не имел, о чем мы будем говорить, когда обсудим главный вопрос, каким бы он ни был. Перспектива жить в одном доме с другим человеком, даже короткое время, пугала меня. Как и мысль о предстоящих воспоминаниях, разговорах о прошлом — я верил, что моя память о Саре под любым давлением останется неоскверненной, — где я непременно буду выступать в роли злодея. Я был закрыт для всего, кроме чрезвычайно узкого диапазона чувств и опыта, и не имел ни малейшего желания открываться.
В полдень следующей субботы, почти ровно через неделю после ее первого звонка, Анна позвонила мне, остановившись передохнуть на нью-йоркской автостраде к западу от Сиракуз. Она ехала всю ночь. Она сказала, что подремлет часок в машине, а потом поедет дальше.
«Когда же она приедет?» — подумал я.
Я прикинул, что ей остается пять-шесть часов езды. Значит, мы встретимся около семи. Я сказал, что, во сколько бы она ни приехала, я буду рад ее видеть. В три часа — Анна в этот момент должна была находиться в Олбани или западнее Массачусетса — у меня случился первый сердечный приступ.
Я пылесосил кабинет. Мой великолепный «кабинет». Комната находится в задней части дома, из нее видна, помимо моего невзрачного двора, задняя часть шатающегося древнего соседского сарая. С соседом я никогда не разговаривал. В комнате почти нет мебели. Эту комнату мы с Сарой хотели обустроить, но так этого и не сделали. Я оставил ее такой, как она была, не в память о жене и не в качестве фетиша. Здесь есть небольшой столик, деревянный стул со спинкой из перекладин, настольная лампа, компьютер и книжный шкаф, где осталось еще свободное место для книг. (Когда Сара умерла, я избавился от всех своих книг и практически перестал читать.) На полу — овальный коврик, связанный крючком. Два окна с опущенными шторами. За исключением календаря, который я меняю каждый год, стены пусты. Здесь никогда никто не занимался, не работал. Когда я готовился к экзаменам, сложным зачетам или занятиям — со временем мне требовалось все меньше времени на подготовку, — я устраивался за кухонным столом. Я старался лишний раз не заходить сюда, разве что мне нужен был компьютер.
Я наклонился, чтобы вытащить из розетки вилку пылесоса, и у меня закружилась голова. Со мной это часто случалось, когда я наклонялся или вставал слишком быстро. На сей раз головокружение не проходило. Я сел на стул возле стола. Вытянул на столе левую руку. Я чувствовал напряжение в груди, словно кто-то ее сжимает. Я уперся локтями в колени и свесил голову. Несколько минут смотрел на пол. Боли не было. Головокружение не проходило, в груди ощущалась тяжесть. Тогда мне и в голову не пришло, что я могу быть серьезно болен. Меня затошнило. Потом онемели мизинец и указательный палец левой руки. Тяжесть в груди росла. Постепенно онемела вся ладонь, за ней — вся рука. Я начал задыхаться. Общеизвестные признаки, которых я не распознал. Я встал. Решил сходить на кухню за стаканом воды. Подумал, что мне станет лучше, если выпить немного воды. И осел на пол. Я не ощутил никакого страха. Словно о постороннем, я подумал о том, что могу умереть. Кажется, я не боялся умирать. Стоя на коленях, я дотянулся до компьютера и нажал клавишу вызова экстренных служб. Через пару секунд раздался голос диспетчера.
— Чем могу помочь? — спросил голос. — У вас проблемы?
Мне казалось, что голос доносится издалека, через время и расстояние, но все же это был человеческий голос, вежливый, беспристрастный, неопределенного пола.
— Да, — сказал я. — Похоже, так.
— Что за проблема?
— Не знаю, — ответил я. — По-моему, я умираю.
— У вас боли?
Этот вопрос не показался мне дурацким. Он показался мне интересным.
— Нет.
— Кровотечение?
— Нет.
Затем, ясно и коротко, что даже тогда показалось мне чрезвычайно странным, я перечислил симптомы:
— У меня головокружение. Тяжесть в груди. Тошнит. Я не чувствую руку. Проблемы с дыханием. Не могу встать.
— У вас инфаркт, — без колебаний заявил голос.
— У меня?
— Да. Где вы находитесь?
— В кабинете. На полу.
— Оставайтесь там, — велел голос. — Помощь уже близко.
Что за чудесные слова, подумал я. Что за прекрасная система. Если бы я умер, размышляя об этом, я бы умер счастливым.