— Похоже, он тебя вымотал, — заметил я.
— Нет. Вовсе нет, — ответила она. — Наоборот, очень воодушевляет, когда можно поговорить с тем, кому все так интересно.
— Не сомневаюсь, — сказал я.
— Я не хотела тебя обидеть.
— Конечно, — ответил я. — Я просто не так понял.
— Ну вот, пока я ему рассказывала о своей и твоей жизни, он казался очень заинтересованным, о чем бы ни заходила речь. Ему интересна жизнь, которую мы прожили.
Она замолчала. Мы лежали в темноте около минуты, и я пытался не задремать. Но я все же всхрапнул, и Анна заговорила:
— Эти разговоры не уменьшали его грусть, не делали его менее подавленным. Я пыталась его расспрашивать, чтобы он рассказал о своей прежней жизни, до того, как попал к нам. Я надеялась, что после моих рассказов о себе — а я рассказала практически все — ему наконец захочется поведать о том, как он жил в Отчужденных землях. Но я ошиблась. «Я не помню», — вот и весь его ответ.
Уже сентябрь. Я начал писать отчет в июне. Если случится чудо, и я доживу до ноября, мне исполнится шестьдесят семь. Уже сейчас я старше своих родителей. Почти на четыре десятка лет пережил жену и сына. Сегодня, чтобы не испытывать судьбу, Анна затеяла праздник. Торт, украшенный пластиковыми хоккеистами и воротами, свечи, праздничные колпаки. Она объявила, что сегодня мы празднуем наш общий день рождения — Алана, ее и мой. Я сумел встать с кровати и несколько минут посидеть за столом. Мы с Анной съели по небольшому куску торта. Пели «С днем рожденья тебя». Алан не ел и не пел.
Высокий не появился в конце месяца, как мы ожидали, затем удивил нас своим визитом две недели спустя, в середине июля. Мы не видели его и не общались с ним с начала июня, со дня нашего приезда в Калгари. Он пришел утром, рано, когда Анна и Алан еще были в пижамах. Я же пижаму практически не снимаю. Они читали «Адама Вида», которого оба предпочитали Диккенсу, хотя часть книги — в частности, один персонаж — приводила Алана в бешенство. Я не читал Элиота. Мы только что сели завтракать, хотя я теперь редко садился за стол.
— Доброе утро, — приветствовал нас Высокий. — Надеюсь, я не слишком рано? — Потом повернулся ко мне. — Рад видеть вас в добром здравии. Как самочувствие?
— Все так же, — ответил я. — Устаю.
— Вы в состоянии работать?
— Более или менее, — ответил я.
— Как продвигаются дела?
— Не знаю, как вам сказать.
— Я могу почитать страничку-другую? — осведомился он.
— Когда я закончу.
Он улыбнулся.
— Жду с нетерпением.
— Хотите позавтракать? — предложила ему Анна. — Я что-нибудь приготовлю.
— Спасибо, — отказался Высокий. — Я уже завтракал. Сегодня больше ничего не ем. После завтрака я соблюдаю пост.
— Уходи отсюда, — сказал Алан. Он ни разу не взглянул на Высокого после его появления и, насколько я помню, в первый раз заговорил с ним. — Ты не должен приходить сейчас. Мы едим. Не видишь?
— Вижу. — Высокий улыбнулся. — Я пришел навестить тебя. Хотел с тобой поговорить.
— Долбаная задница, — буркнул Алан.
— Алан, — укоризненно проговорила Анна.
— Это впечатляет, — кивнул Высокий. — Год вместе с вами, и он уже говорит «долбаная задница».
Думаю, он хотел пошутить, но его слова перечеркнули все утреннее тепло и уют.
— Не говори с ней, — велел Алан.
— Куда мы можем пойти, он и я? — снова обратился к Анне Высокий.
— Перестань говорить с ней, — повторил Алан. — Говори со мной.
— Именно за этим я и пришел, — сказал Высокий.
— Именно за этим ты и пришел, — повторил Алан.
— Поговорить с тобой. Да.
— Поговорить со мной.
— Да, — кивнул Высокий. Потом повернулся к Анне: — То, что он повторяет фразы, как это называется?
— Эхолалия, — сказала Анна.
— В легкой форме, — вставил я, словно мы действительно ставили диагноз.
— Интересно, — проговорил Высокий. — И утомительно.
— Ничего, — сказал я. — Он вас еще удивит.
— Поговорим? — предложил он Алану.
— Нет, — сказал Алан.
— Почему нет? Ты не хочешь со мной разговаривать?
— Я хочу, чтобы ты ушел, — ответил Алан.
— Я уйду после того, как мы поговорим.
— Я хочу, чтобы ты ушел сейчас.
— Вы пришли не в лучший момент, — заметила Анна.
— Я должен с ним поговорить. Посмотреть, что он умеет делать.
— Долбаная задница, — снова сказал Алан.