Выбрать главу

Приготовив чай, я вернулся к столу с радостным предвкушением хорошо поработать над Кувалаянандой. Но у меня ничего не вышло: открылась, как я ее называю, "дверца интуиции" и тут уже было не до Кувалаянанды. Объясняю. Механизм интуиции (т.е. осознания плодов надсознательной ментальной активности) я научился использовать довольно давно. Но для того, чтобы этот механизм начал выдавать продукцию - качественно новую, "невычитанную" информацию - необходимо создать определенные условия, вести определенный образ жизни; однако создавать требуемые условия у меня не было никакой возможности уже года полтора, так что все эти полтора года "дверца" оставалась закрытой. То социально-хирургическое вмешательство без наркоза в мою судьбу, на которое я решился в последнее время, как раз и было первым шагом к созданию таких условий в будущем. А тут вдруг "дверца" открылась без всякой видимой причины, - если не считать того, что зубы недалеко от мозгов растут.

Когда я закончил "обрабатывать информацию" (суть ее сводилась к тому, что Чакры "размазаны" по планам неравномерно) и перевел дух, то сразу же отметил, что со "шлемом" произошли изменения. Он исчез; осталось только явственно ощущаемое пятно на пересечении двух швов черепа (забыл уже, как они называются) в месте переднего "родничка". Границы пятна точно соответствовали тому, как если бы на это место положить сложенные три пальца - указательный, средний и безымянный:

Исчезла также анестезия и десне вернулись обычные ощущения - при давлении на нее языком ощущалась легкая боль. У меня создалось впечатление, что ТО, что должно было лечить зуб, было использовано по другим каналам.

Как только я наконец обратился к желанному Кувалаянанде, в дверь постучали. Пришла М. и принесла пироги. Вообще, когда кто-то отрывает меня от работы, это вызывает во мне неконтролируемую отрицательную эмоциональную реакцию; тем более такую реакцию должна была бы вызвать М... (далее следует материал личного характера).

К своему удивлению, я не обнаружил в себе никакой реакции - без всякого сожаления отложил работу, поставил чай и вежливо стал выслуживать текущие сплетни. Когда созрел чай, я вдруг осознал, что сыт, и вполне могу пирогов не есть. Надо сказать, что такие осознания для меня совершенно не характерны. Дело в том, что пироги и тому подобное являются одной из больших слабостей моей жизни (К.К. даже сказала, что "торты-то тебя и погубят"). Как правило, я не могу не есть пирогов. В лучшем случае я могу заставить себя их не есть. Тут же мне не надо было себя заставлять, поскольку никакого желания пирога во мне не шевельнулось. Удивившись такой эмоциональной тишине, я сразу же заметил, что уже довольно давно пребываю в подобной же тишине ментальной.

Практически во мне отсутствовало то, что называют "внутренним диалогом". Кроме того, все слова и события, приходящие извне, не задерживались в моем сознании, а проходили сквозь него, не оставляя никакого следа. Я был как бы слегка отстранен от всего происходящего "внутри" и "снаружи", все это происходило где-то рядом, но не со мной. Это удивительное состояние (описанное Шри Ауробиндо в "Основах Йоги") я до того никогда не испытывал, но всегда к нему стремился. Его можно охарактеризовать как "легкий транс". Вообще переживания этого вечера были, с одной стороны, легки, ненавязчивы, а с другой - очевидны несомненны.

Затем я пошел проводить М., а заодно и выгулять Олли, помесь боксера с дратхаром, которого мы с В. гордо представляли пораженным зрителям как "чилийского терьера", - совершенно черное гладкошерстное чудовище с непристойно волосатыми ногами сатира, бородатой пастью дракона, длинным и тонким закрученным брейгелевским хвостом, вислыми ослиными ушами и глазами человека, оказавшегося в собачьей шкуре. Олли перемещается исключительно прыжками - огромными прыжками в высоту - и совладать с ним нет никакой возможности. На прогулку я вышел все в том же полутрансовом состоянии. Рядом что-то говорила М., и совершал прыжки Олли. Я машинально сказал ему: "Олли, тихо", - и он спокойно пошел рядом. Минут через пять он опять запрыгал, но я снова сказал ему это, и до самого конца прогулки он вел себя совершенно спокойно, - наверное, первый и последний раз в жизни.