Выбрать главу

Постоял еще какое-то время под ригой. На душе было горько-прегорько, к горлу подступил комок, на глазах появились еле сдерживаемые слезы, а холод начал донимать уже и вовсе невыносимо. «Замерзну до утра!» — подумал с каким-то уже спокойным, холодным отчаянием и, ни на что уже не надеясь, побрел наугад через весь двор к хлеву.

Дверь в хлев была закрыта на щеколду, однако не заперта. Приоткрыл ее и наугад шагнул в непроглядную, теплую, наполненную навозным духом темноту. Остановившись, прикрыл за собой дверь, запер ее на засов изнутри и почувствовал, как ему сразу же становится уютнее и теплее.

Справа, у самой стены, в углу, стойло Лыски, черной, старой, ласковой коровы. В сплошной темноте, слыша ее натужные, глухие вздохи-стоны, держась рукой за шершавую стену, пробрался в угол, нащупал высокий теплый рог, почесал твердый лоб, погладил шею. Корова восприняла эту неожиданную ласку спокойно, не пугаясь и не удивляясь. Продолжала лежать на соломенной подстилке, ублаготворенно жуя жвачку и постанывая.

Сначала хотел было забраться в ясли, но передумал. Выбрал охапку твердых ячменных объедков и подложил под бок Лыске. Затем нащупал в углу старую, заскорузлую попону. Сел на ячменные объедки, свернувшись калачиком, прикрылся сверху попоной, подвинул ноги под тяжелое Лыскино брюхо, спиной прижался к ее теплому боку да так и продремал, продрожал всю долгую и темную, холодную осеннюю ночь…

А утром поднялась буря. Хозяин приказал, чтобы и духу Андреева близко не было. Такой работник ему не нужен — сорвал ему поездку на станцию, и теперь он, Матвей Дробот, должен хлопать глазами перед порядочными людьми… Андрей, конечно, этого не отрицал, он и в самом деле опоздал. Но кто же виноват, что так горько все сложилось! Однако если уж хозяин так хочет, то и он со своим не набивается. Пускай хозяин дает ему расчет, и он сам уйдет.

— А это какой еще расчет? — будто горячим жаром сыпанул Дробот. — Скажи спасибо, что так отпускаю. А то должен был бы еще за телку отрабатывать.

— Телку? Какую такую телку? — удивился Андрей.

— Рисованную! — аж затрясся Дробот. — Ту самую симменталку, которая на твоей бороне подкололась!

— Еще что-нибудь выдумайте!.. Лучше, хозяин, давайте расчет, не доводите до Рабземлеса!

— Можешь! Можешь и в Рабземлес! Да только ты в Рабземлес пойдешь, я — прямехонько в суд! Всеми своими драными лохмотьями не откупишься!

И в самом деле… Вдобавок ко всему случилось еще и такое. Кто-то бросил на огороде, за ригой, перевернутую вверх зубьями борону, а на эту борону впотьмах налетела любимая дроботова телка-симменталка. Сначала поранила ногу, а потом упала на зубья и проколола бок. И пришлось эту дорогую племенную телку прирезать на мясо. А оставил эту борону в огороде еще несколько дней назад якобы он, Андрей. Ведь именно он в тот день бороновал вспаханный под зябь участок огорода на берегу реки. Вот и получается, что не кто-нибудь иной, а именно он и оставил, да еще и вверх зубьями!

— Да сгорела бы она, ваша борона, вместе с телкой! — воскликнул ошарашенный такой новостью Андрей. — Я в тот день навоз возил, а ваша борона мне и не снилась! Давайте лучше расчет, а то…

— А то что?

— А вот тогда увидите!

— Так ты еще грозить? Вот прикажу кнутами за ворота выгнать, да еще и собаку натравлю!

— Попробуйте!

— А вот и попробую! Что тогда?

— Увидите!

— Что, что я увижу? Висельник ты, голодранец, что я увижу? Или, может, в милицию, в допр захотелось?

И тогда в глазах у Андрея потемнело, какая-то горячая волна ударила в голову.

— Не те времена, дядька, чтобы я на вас целое лето задаром спину гнул! Лучше по-хорошему расчет давайте, — не произнес, а прошелестел хрипло, делая ударение на слове «по-хорошему», — чтобы потом не раскаивались!

— Как? — захлебнулся от ярости Дробот.

— А вот так! Чтобы не пошли все ваши хлева да риги дымом!

Глаза Дробота полезли на лоб, лицо побледнело.

— Что-о-о?! — Он стоял какой-то миг, то ли испуганный, то ли растерянный, не находя слов, а только хватая воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег.

Наконец он все-таки пришел в себя. Кричал на весь хутор, обзывал разбойником, поджигателем, висельником, похвалялся в тюряге сгноить, но расчет, каким уж он там ни был, в конце концов все-таки дал. Вероятнее всего, с перепугу. Видимо, все-таки поверил парню.