Все было готово, мы встали на лыжи, накинули рюкзаки… Все дороги были открыты перед нами! Мы пошли на сосну, где встретились, делая круги в поисках дороги. Идти теперь стало труднее, той накатанной легкости утра уже не было. К тому же не совсем понятно и то, спускаемся мы или снова поднимаемся. Лес здесь был негустой, сосновый, но глубина снежного покрытия давала о себе знать — мы то и дело проваливались в ямы. И вдруг я почувствовал, что скольжу по чему-то слишком гладкому. Я окликнул Савелия, который чуть отошел в сторону. Посмотрел, где он там, а он боком-боком опускался в сугроб и вскоре исчез совсем, издав пронзительный крик. Я кинулся на помощь. Но и меня тоже куда-то тянуло, я проваливался… Успел отстегнуть лыжи, сбросить рюкзак и покатился к провалу, в котором скрылся Савелий. А он уже кричал оттуда, и в крике его не было страха, боли, только удивление. Он восторженно призывал меня, как маленький мальчик, отыскавший клад.
Когда я подполз поближе, увидел: Савелий стоит глубоко внизу, на твердом основании и кричит мне. За слоем снега оказалась почему-то пустота. Савелий махнул рукой, чтобы я остановился.
— Здесь изба или амбар, пока не разобрал… Ты будь осторожней, мне просто повезло. Что-то тут есть, я думаю, и во всяком случае — прекрасное место для ночлега! Как ты скажешь?
Я пропустил его слова мимо… Потому что увидел — избы, занесенные снегом: где торчала труба, где видна была крыша… Жердину колодца заметил наконец.
— Что ты молчишь? — спросил Савелий.
Я еще не был уверен, живет ли кто в этой забытой деревне, но керосиновый запах чувствовал. Может, он исходил из того провала, куда угодил Савелий.
— Смотрю, — ответил я. — Здесь, кажется, целая деревня. Савелий, что мне делать, спускаться к тебе или помочь подняться?
— Я как раз об этом думаю. Пока что боюсь пошевелиться — вдруг все рухнет. Кинь фонарь, если сможешь, лучше опусти на веревке… Потому что мой рюкзак сорвался с плеч. И, кажется, одна лыжа сломана. А палки со мной…
Я вернулся к рюкзаку, достал фонарь и снова пополз к провалу. Подполз совсем близко, так что снег стал оседать, но Савелия не было на прежнем месте. Я позвал его, и откуда-то из глубины, как из утробы, раздался голос. Он просил подождать и не двигаться. Прошло какое-то время, я слышал шуршание, звон, чертыхание Савелия, наконец он появился близко от меня, как будто бы поднялся на ступеньку.
— Здесь жили, — сказал он. — Может быть, совсем недавно, еще летом… И как будто поспешно уехали…
— Ты что, археолог? Рюкзак нашел?
— В том-то и дело, что нет. Лыжа цела. И вторая — тоже. Много бумаги, тетрадки… Есть тюфяки, вполне ночевать можно. И стол. И посуды навалом. Кажется, все, что успел заметить, пользуясь спичками. Что делать?
— Держи фонарь, отыскивай рюкзак и выбирайся.
Хотелось самому туда спуститься, любопытство разбирало.
— А мне здесь нравится, — сказал Савелий.
— Ну что ж, по-твоему, ты там будешь ходить, все разглядывать, а я — лежи на снегу?
— В этом что-то есть. Понимаю. Хорошо, давай фонарь. А потом, может быть, и сам спустишься, только ходы исследую.
Я передал ему фонарь, и Савелий исчез снова. Мне оставалось только ждать. Савелий там что-то уже напевал, он освоился вполне. Чтобы чем-то занять себя, я стал наблюдать окружность у впадины и вскоре сообразил, что дом если не совсем без крыши и стропил, то, во всяком случае, большей части их уже нет. Или пытались разобрать… А может, был пожар… Я стал тыкать палкой в снег и наткнулся, как мне показалось, на кровлю. Звякнуло, а потом палка своим острием ушла во что-то мягкое. Цинк, толь, деревянные переборки… Или, может быть, это настил чердака? И тут вдруг снег в одном месте осыпался, и показался конек крыши, венец дома. Страшен и прекрасен был вид его на снегу.
Голос вернул меня к реальности. Савелий говорил, что нашел лестницу на чердак и сейчас станет подниматься. Я откликнулся, сказал ему, что я на коньке.
— На каком это ты коньке?
— На обычном, что ставят на крышу, когда дом готов.
— Получается, что здесь есть и крыша?
— Наверное, не везде… Прежде чем подниматься, скажи, ты нашел рюкзак? Что там есть еще примечательного?
— Много. Но рюкзака я не нашел. Есть такие-то письма… Фотографии. Много всего. Что мне делать? Подниматься?
Дело было непростое. Поднимаясь по трухлявой старой лестнице, Савелий мог нарушить равновесие всего дома, и тогда не только сам снег, все могло рухнуть.
— Савелий, слышишь меня?! — крикнул я в волнении, потому что первые мгновения удивления, загадки, тайны проходили. — Савелий, ты найди печь и будь около нее. Понимаешь меня?