— Ты вот моего Павлика не видел давно, — говорил школьный друг, — а он, ты знаешь, хорошо учится, как ни странно, и хочет по твоим стопам, ты у него, просто сказать, кумир!
— А как жена?
— Да вроде ничего. Мы ведь не так уж и часто видимся, вот даже в отпуск нынче врозь ездили… не получилось по графику.
Вот как! Она что же, все в институте преподает?
— Да. Но давай не будем на эту тему.
— Поссорились?
— Нет. Знаешь, как-то пусто стало, а день за днем летит, летит… Но нам, видно, пора, что-то холодно здесь сидеть, да и у твоего друга, думаю, заждались. Хотел я с тобой поговорить, да вот что-то не получается…
— Скажите, Николай, какого вы мнения о нынешних портретистах? — спросил Сергей, когда они все сидели за столом на кухне.
— Вы хотели портрет заказать? Я очень хорошего мнения о портретистах и сам жалею, что не владею этой проникновенной техникой. Вот, скажем, фотография…
Сергей перебил его:
— Фотография от времени тускнеет, а картина поднимается в цене.
— Может быть, и так, — сказал Николай, — может существовать и такая точка зрения. Но создавать реальность очень трудно, поверьте мне, я не мастак говорить об искусстве, да и желания большого нет, но портрет — это дело особое, серьезное. Вспомните, например, Гоголя, его повесть… Как ты думаешь, Василий?
— Я думаю, что это хорошо, кстати, вспомнить, как Николай Васильевич проникновенно описывал застолье, как, например, у Пульхерии Ивановны?.. Как это? «В Малороссии как будто и воздух другой, способствующий пищеварению»…
— Это ты точно подметил, — сказал Николай, — у нас не то.
— А что же это за портрет, там вот, над самоваром, мальчик в красном свитере? Сами писали?
— Это как будто я и как будто в отрочестве моем, — ответил, улыбаясь, Николай. — А портрет писал Борис Петрович, к которому мы сегодня собирались.
Портрет был — голова вполоборота, на темно-зеленом, глубоком фоне, лицо светилось, обрамленное мазками светло-рыжих волос.
— И что вы, Сережа, стесняетесь, — все улыбался Николай, — так прямо и скажите, что вам портрет нужен. Правда, Борис Петрович более женские головки теперь предпочитает писать.
— Как кстати! Это как раз, именно это мне и нужно…
— Так в чем же дело! Звоните мне завтра, и я вас сведу. А хотите, так и прямо теперь записку напишу? Сами разыщите, будет занятие…
— Хочу.
— Вот и отлично, заказ, можно сказать!
Николай встал, подошел к буфету и на большом куске ватмана написал размашистыми буквами: «Борис Петрович, дорогой, не откажи в портретировании подателю сего». И адрес.
— Вот вам, — протянул Сергею.
Сергей спрятал лист ватмана в портфель, потом попросил разрешения позвонить. Из коридора слышно, что он звонил жене, говорил, что встретил Василия, что у них разговор и что придет он поздно. Нам сказал, отводя глаза в сторону:
— Вы уж простите, ребята, тут у меня встреча одна намечается, так я это… должен идти. Да, вижу, что и вам надо многое обговорить, собираться в такую даль, как вы мне рассказывали, не так-то просто… — все тараторил он. — А ты, Василий, не поминай лихом, и так уж, при случае, скажи, что это мы с тобой были, ну, ты понимаешь… — Он еще раз попрощался, уже надевая пальто и подхватывая свой портфель.
— Ну, дела, — сказал Николай, захлопывая дверь. — Ну, народ.
— Да и ему трудно тебя понять, — сказал Василий. — У человека свой образ мыслей.
— Нет, я не о том. Я о скрытности…
— Ну, я думаю, ты обобщаешь. Показал бы лучше свои новые работы, пока никто не пришел.
— А тебе интересно, ты еще не устал от всего этого? — сказал Николай, пристально вглядываясь в Друга.
— Может быть, и устал. Да мне там, в твоих работах, видней, какой ты, можно ли с тобой ехать, — улыбнулся Василий.
— Ну что же, если ты так ставишь вопрос, то полюбопытствую тоже и я… в свое время…
Конечно, Василий не знал в точности, поедет он с Николаем или не поедет, — пока что это было лишь предположение, можно сказать даже, что почти шутка, желание, мечта, расположение к другу. К тому же он успел узнать многие подробности поездки, которые его насторожили. К тому же он сам был в работе и находился в системе определенного образа жизни, связанного с этой работой. Большая часть времени проходила за столом, где по кусочкам собирались вымышленные лица, где витало прошлое, и он, описывая действия, поступки людей, картины природы, не замечал, как уходило время. Он, кажется, не видел, что и весна проходила, она пока что его не коснулась.