Секрет поездки заключался в том, что Николай ехал не один. С ним собирался его свояк, довольно известный актер, по имени Петр. Василий знал его отчасти, по делам на студии и в театре, но совершенно не в связи с Николаем. В течение того ускользающего времени, когда они не виделись, сестра жены Николая — Елена вышла за Петра замуж. Василий еще помнил ее мужа Коленьку, эдакого беспутного паренька.
На свадьбе он у них не был, он тогда много ездил по командировкам от газет, — Николай с Ниной отъединились от родительского дома, поселились отдельно. Это значит, к тому времени уже года два прошло, потому что как-то, гуляя по улицам, он позвонил. К телефону подошла Елена, сказала, что вот он их совсем забыл, и сказала, что у нее родился сын, — пусть приходит посмотреть. Ну как было не прийти, как не взглянуть, хотя сердце вдруг защемило, беспокойство и тревога проникли в него, как будто что-то не состоялось, что-то потерял. Конечно, все было красиво и мило, и мальчик, и Елена, привлекательна была посторонняя жизнь.
А примерно через год он встретил Елену случайно на улице. Была зима, но слякотная, мрачно-грязная. Василий тогда был влюблен, и все ему виделось прекрасным, все было нипочем. И тут он встретил Елену, она брела, казалось, без цели. Он догнал ее, и они долго шли вместе. Она рассказала, что рассталась с Коленькой, что он ее мучил, истязал, что не был тем человеком, на которого можно было опереться… И вот они расстались. Вначале вроде было хорошо, что она решилась на это, избавилась от муки, от слез. Но вот прошло уже больше месяца, и ей снова стало тоскливо, да еще старики ворчат, и она ничего не успевает делать, все у нее валится из рук. Елена говорила, путаясь, перебивая свои мысли, и плакала, все повторяла: «Ты понимаешь, ты понимаешь…» Он-то понимал и успокаивал, но того, что хотела она, он сделать не мог. Проводил ее тогда домой и остался до глубокого вечера.
И вот теперь она, Елена, была замужем за Петром, с которым, видимо, познакомилась на студии, а может быть, и еще где. У Петра вроде тоже неудачно складывалась жизнь. Он долгое время работал в провинциальных театрах, но наконец его заметили или, вернее, так сложилось, его пригласили в Москву, на студию, а потом и в театр. Вероятно, он проявил характер. Но вот семейная жизнь не устраивалась или устраивалась как-то странно — ушла жена, оставив ему сына. Это так просто говорить, но представьте, что за всем этим было. И вот теперь они жили вместе с Еленой, с двумя сыновьями. Елена вела хозяйство, жила при больных своих родителях. А у Петра никого из родных уже не было. Был у него сын, ходил в школу, пропадал обычно там весь день — и ел, и готовил уроки. Мало радости. А тут Елена взялась за воспитание, мальчишки подружились, им было хорошо вместе. И семья настроилась, наладилась. Вот так-то обстояли дела.
Николай с Василием сидели на кухне, разговор шел о поездке. Мысли их скользили плавно, не получая никакого сопротивления, не натыкаясь на преграды. С ними был еще один художник, Евгений, график, иллюстратор. Скромный, застенчивый здоровяк, с большими руками, с добрыми и нежными глазами. Василий впервые видел его, их представили друг другу. Николай сделал это как можно проникновенней, и они сами наговорили друг другу кучу комплиментов, так как работы друг друга знали. И тут же оказалось, что он, этот художник, прошлым летом купил дом в той деревне, где уже давно проживал Николай, и тоже собирался приехать по весне, чтобы приготовить дом к летней жизни и работе, проветриться. Но в те числа, о которых говорил Николай, он не мог поехать: какой-то заказ задерживал его в Москве. Николай настойчиво собирался именно послезавтра, так они договорились с Петром, у которого был как раз перерыв в съемках. И теперь все вместе гадали и придумывали, как же быть, потому что вначале весь план был рассчитан, имея в виду машину Евгения. В нее предполагалось загрузить многое для летней жизни в деревне.
— Подождите, я что-то ничего из вашего разговора не понимаю, кто все же едет? — спросил Василий. — И что же такое есть ваша поездка?
— Ты задаешь сразу слишком много вопросов, — сказал Николай. — Я еду немедленно, на чем угодно и как угодно, потому что я больше не могу, я переработал, мне нужна передышка… Хочу поработать руками, посадить картошку, то да сё… Ну и завезти красок, холстов… Вот я и рассчитывал на этого человека, которому, видите ли, дела мешают, вдруг он о них вспомнил! А о чем думал раньше, когда договаривались?