— Ты должен был задержать эту девушку, — сказал Павел, тоже сохраняя серьезность. — Не знаю, каким образом, но надо было сказать ей несколько очень хороших слов.
Павел вытащил из глубокого кармана своей куртки дорожные шахматы и молча принялся расставлять фигуры.
Василий с Николаем вышли в тамбур покурить, оставив братьев наедине.
— Если и дальше будет так продолжаться, — сказал Василий, — мы не пропадем…
— Это как же? Что ты имеешь в виду?..
— Значит, везде и всюду мы будем окружены прекрасными девушками, нам будут открыты все входы и выходы, на нас теперь проба приятелей Петра… Если и не золотая, то серебряная точно.
— Ну и шутник! — ответил ему в тон Николай. — А я подумал, тебя стала раздражать компания…
— Меня? Да ты с ума сошел, никогда мне не было так весело. И я с надеждой думаю о компании, о том, что нам предстоит. Обычно, ты знаешь, ожидание, оно утомительно, а тут… Только вот о чем хочу спросить тебя: что это Петя так пристально на меня смотрит?
— Может, тебе показалось? — Николай явно уходил от вопроса.
— Ну хорошо, давай переменим тему. Я, ты знаешь, люблю присматриваться к людям, люблю сталкивать их, чуть-чуть тормошить… Скажу тебе, что Павел произвел на меня впечатление. Сильный и умеет держать себя в руках. Как бы он твоего Петеньку не подмял. Но, думаю, Петя станет только крепче, да и впечатлений наберется от такого общения. Души, способные чувствовать, встречаешь все реже и реже, а число образованных людей все увеличивается… Отвлекся, но к чему и веду…
— Это ты о своем будущем фильме печешься? — прервал Николай. — Тебе хочется, чтобы Петр получше сыграл, что ли… То, что ты еще как следует не написал… Когда начнутся съемки? Предполагаются в Костроме, а? И ты поедешь?
— Многовато вопросов! Как-то вы стали подозрительны с годами, как-то боитесь, как бы чего-нибудь не приключилось, чего не придумано заранее… Я не знаю, может, мы и не поладим с Петром. Ну и что! Потом помиримся, и каждый что-то приобретет, и, может быть, очень существенное… Я ничего не знаю. Я еду с тобой. Хочу побыть с тобой, посмотреть, как ты живешь, и, конечно, понаблюдаю за братьями, куда же тут деться! Или ты предложишь что-нибудь другое? Что-нибудь почитать! Поиграть в теннис! Кстати, у тебя, наверное, собралась там приличная библиотека, и всякие там письма, земельные акты, прошения, постановления?..
— Найдется, — сказал Николай, — как не найтись! И тебе будет что наблюдать — у меня там такие приятели и такие приятельницы, что только держись!
— Самое удивительное, что мы как будто собрались отдохнуть. Как это?.. «Исхоженные ногами тро-пы соединяли его деревни…» Я слышал, братья были на войне?
— Но мы-то не были, до нас еще очередь не дошла…
Они стояли у окна, смотрели на мелькающие полустанки. Вот и Абрамцево промелькнуло, где там, за лесом, почти безвыездно жил их друг — Савелий и где однажды они встречали один из тех Новых годов. Не звенигородский, а абрамцевский… Они помнили о нем, значит, он не совсем ушел… Они тогда бегали по снегу, топили баню, говорили глупости, мечтали о будущем. И за этим молчаливым воспоминанием пришло совсем другое, совсем давнее — первая совместная поездка в пору юности…
Тогда впервые появились мысли о своем месте, о своей деревне, хотя бы на лето… Их, щурят, вместе послали в командировку. Они были решительны, не верили в то, что им могут отказать. И эта их уверенность сделала свое дело. Они поехали на Мариинские каналы. Они примерно представляли, что это значит. Но не представляли, с чем и с кем столкнутся… Они погрузились во времена молодости своих отцов. Люди, что окружали их там, были до того трогательны, что хотелось плакать. Искренность, неискушенная хитрость, чувствительность были той силы и того свойства, как в сказках, как в легендах, как в былинах. Такого они еще никогда не встречали, не встретили и потом…
— И голубизна в глазах, конечно, поразительна… Тут-то у меня все черненькие, — улыбнулся Николай. — Я ведь тогда еще не привык к путешествиям, двор на Басманной, где я все и о всех знал и обо мне знали. Да летом Ока под Тарусой, и там все было просто, ясно. А тут…
— Конечно, помню.
— Но потом было не до улыбок, умиления, правда? — сказал Николай. — Помнишь, как на барже плыли по протокам и шлюзовались в деревянных колодцах, как бродили по лесным топям… Боже мой, надо же… А потом вышли у Вытегры, и ноги нас не держали, укачало нас изрядно, мы с трудом одолели деревянные настилы. Но все же забрели на танцевальную площадку. Помню, как нас лихо поколотили, пришельцев, а потом, объявив мир, рассказывали нам всякие небылицы…