— Ну что же, — оживился Петр, — наконец-то у нас и происшествие, столкновение сторон. А вы говорите, в поезде не бывает происшествий…
— Кто такое мог сказать! — Василий старался говорить серьезно. — Да знаете ли вы, Лоренс Стерн или Карамзин так бы расписали наши дорожные мелочи, что уже бы составилась целая книга характеров.
— А вы? — спросил Павел.
Но Василий не отозвался, и разговор сам собой стих.
И вот наступило это серое утро. Николай проснулся задолго до остановки, — а может, он и не спал? — разбудил Василия. Они вытащили узлы, рюкзаки и сумки в тамбур. Поезд в Шарье стоял всего несколько минут, и надо было успеть все сделать вовремя. Поднялись и Петр с Павлом и тоже принялись помогать, и когда поезд остановился, спускали вещи вниз, на утоптанную землю, а Николай с Василием подхватывали.
Здание вокзала казалось уютным, еще стародавнее, с обширными деревянными скамьями, стены выкрашены под трафарет, цветами, висели натюрморты.
Через вокзал они вышли на пустынную площадь. Было тихо, безлюдно, но, как во всех маленьких городах, прилегающих к железной дороге, здесь уже началась утренняя жизнь. Зримых примет весны как будто еще не замечалось, но воздух был упоителен своей прохладой и чистотой. Они были бодры, крепки, в меру веселы, как и полагалось таким ранним утром, с ощущением надежды, что светит нам, пока мы живы. Сказывалась привычка городской жизни, городского делового утра. Они знали, что еще предстоит путь неблизкий. «Хорошо бы управиться засветло», — думал Николай, который, конечно, достаточно знал здешние порядки и случайности. Он куда-то бегал, что-то узнавал, наконец явился довольно успокоенный. Пароход еще ходил, корабль еще скользил по водам: но этот был последним, вода быстро убывала.
— Сейчас придет такси, — говорил он, — погрузимся, отвезем все на пристань, и тогда я буду спокоен.
Все молча приняли его решение. Как раз в это мгновение на площадь уже выруливала машина.
— Оказывается, мы еще не совсем отрезаны от цивилизации? — сказал Петр. — Работает телефон, появляется такси…
Николай мельком на них посмотрел. Но говорить ничего не стал.
Водитель такси был, конечно, знакомым Николая. Он улыбался, с уважением и пониманием поглядывал на всех, помог загрузить вещи в багажник.
— Это дело, это дело, — все повторял он. — Запастись никогда не мешает. И продуктами и материалами. Профессия ваша хлопотная, столько всяческих приспособлений… — говорил он и, оглядев всех, добавил. — С друзьями — это хорошо! Тоже художники, из одного как бы цеха?
— Да, — откликнулся Николай, — вот именно, из одного цеха, Михаил Михайлович, вы сразу догадались, — и взглянул на Петра. Тот сник: его не узнали. — Стараниями Михаила Михайловича, — продолжал Николай, — и его друзей многое сделано в моей здешней жизни, да иначе, наверное, я бы не так и любил эту местность, не будь здесь таких людей. А вы еще не слышали, как здесь поют…
— Это есть, — сказал Михаил Михайлович, и его лицо покрылось румянцем. — Этого не отнимешь. И кто же, живя на реке, не поет? Правда, река наша Ветлуга — небольшая, но красавица, с норовом. Теперь разлилась, а летом — все песок, да дубовые рощи, да сосновые боры… И вьется, играет чистая вода… Так что же, — заметил, что все слушают его, — потихонечку, не торопясь, и двинемся. Времени-то у нас еще много. Я думаю так — часа через три-четыре, не раньше, появится наш стремительный экипаж. В последний раз пройдет по реке, промчится и станет до осени. В самую-то вы пору, конечно, можно было бы пораньше… — и не стал развивать тему, сказал только, что рыбы в этом году было немного, куда-то она вся подевалась.
В дороге Михаил Михайлович продолжал говорить, не переставая: об огороде, цветах, рыбной ловле, зимней охоте на лис, но все время поглядывал на Николая. Его ровный голос убаюкивал:
— Все мы надеемся, все уповаем, а без этого и радость не в радость, и грусть холодна и безвкусна…
— А как тут с рынком? — неожиданно спросил Петр.
— Это с базаром-то? Да как с ним, ничего, как всегда. Вот мы вещички доставим, и я вас подвезу, как раз к открытию, посмотрите сами. Конечно, любопытно — день базарный, воскресенье.
— Да, сегодня же воскресенье! — радостно согласился Петр.
Ехали по утренним, еще пустынным улицам, городок был чист, уютен: наличники на окнах, резьба по карнизам, кое-где попадались резные русалки, фараонки, солнце и луна… И само солнце уже поднималось над городом, пока они ехали, минуя товарные склады, к дебаркадеру — эдакому сколоченному плоту с висящими по бортам рваными покрышками.