На досках сидел старик в тулупе и валенках с глубокими галошами. Увидел приближающуюся машину, не торопясь приподнялся, поправил на голове шапку-треух, подобрав под нее жидкие свои волосы.
— Раненько прибыли, никого еще и нету, — здороваясь, сообщил он.
— Ну вот и будете первыми, — откликнулся Михаил Михайлович. — Народу-то наладится, ой! Ты уж, Иван Алексеевич, поспособствуй нашим гостям, присмотри за вещами, а то они вот хотят еще на базар успеть. Так я говорю, Николай Сергеевич?
Николай кивнул, поздоровался со стариком.
— А я тебя, батюшка, и не признал сразу, думаю, кто это такой подъезжает. Богатым будешь.
— Буду, — улыбнулся Николай.
Разгрузились. Подошли к реке, она уже значительно отошла от прежнего своего берега, и особенно за эту ночь; были видны бревна, щепка в пене — все, что река оставила на берегу за эту ночь.
— Да у тебя тут все знакомцы, — сказал тихо Павел.
— Приятели, друзья, — так же тихо ответил Николай. — Ему, может, хотелось меня не сразу узнать… А все равно признал сразу, вспомнил. Ну что, поедем на базар? За снасти и все прочее не беспокойтесь…
— Да я и не беспокоюсь, — Павел явно горячился. — С чего бы! А вот что это ты помрачнел?
— Я не мрачный, я напряженный, — ответил, чуть улыбнувшись, Николай, взглянув при этом на Василия, тот сидел на корточках у воды и о чем-то беседовал со стариком. — Я хочу, чтобы было хорошо, а мне все кажется, что вам неловко, неуютно. Как будто я что-то не так делаю.
— Э, не годится, — сказал Павел, — совсем никуда… не пойдет… если ты так думать будешь… Дело не пойдет. Не годится, — Павел улыбался. — Должны же мы и поссориться и помириться, и смех будет тогда сладостней, как это заметил вот Михаил Михайлович, и жизнь прекрасней. Не думай о нас. Или, может быть, Петя что-нибудь сказал тебе?
— Ничего он не говорил. Я и сам не знаю, что со мной, никогда такого не было…
— Поступай, как сам знаешь. Ты художник, артист! Мы уж подладимся. А то еще и побьем все вместе! Мне, во всяком случае, нравится здесь, потому что встретил хороших людей. А это ведь редкость теперь, Николай. Ты даже и не представляешь, какая это теперь редкость…
К ним приближались Петр с Михаилом Михайловичем.
— Ну что же, — обрадованно заговорил Петр, когда они подошли, — я так думаю, что-то такое надо совершить… с приездом к этой прекрасной реке. Прекрасна река, и утро божественно.
— Непременно надо, — поддержал его Михаил Михайлович. — А то что же так… Со встречей, а как же! Я вот предлагаю вам всем поехать ко мне, щей бы откушали, согрелись…
— Мысль дельная, — откликнулся Николай, — и спасибо тебе большое, Михаил Михайлович, за приглашение. Нашим-то новичкам хотелось бы город посмотреть, на базаре прицениться. Так что спасибо, в другой раз. Идите все к реке, я сейчас достану еду…
Все встали полукругом у воды, смотрели на реку. Она не бурлила, весенняя сила завершилась в ней. Старик был доволен, что его уважали, что он был в компании. Он приосанился, встрепенулся весь от незначительной, казалось бы, встречи и разговора. Обещал непременно задержать пароход, если они будут запаздывать.
По дороге к базару все же заехали к Михаилу Михайловичу, он хотел передать Петру необыкновенных самодельных блесен и крючков, — без такого, сказал, и ехать глупо. День уже был в разгаре, когда наши герои оказались у рыночной площади. Здесь, собственно, и была вся суть старого города — и неизменная каланча, и лабазы, и несколько зданий красного кирпича…
И снова разбрелись по двое — Петр с Павлом, Николай с Василием. Одна пара, постарше, направлялась к магазинчикам, что окружали пространство рынка, а другая — глазеть и прицениваться по рядам, где были выставлены семена, рассада, продавали лук, чеснок… Вообще-то не густо было в рядах, не то что на московских дорогих рынках, где бытует пугающее изобилие овощей, фруктов, грибов, засолов всевозможных, баранины, телятины, свинины и говядины, творога и сметаны вперемежку с петрушкой, сельдереем, пастернаком…
Николай с Василием остановились у «грузинских вин». Собственно, направлялись туда вспомнить былое, но вывеска с кистью винограда пообветшала от ветра, дождя и солнца — ларек был закрыт. Замок висел прочно: чувствовалось, этот вид промысла в русской провинции отходил в прошлое. Остановились и у «Фотографии», где были выставлены пожелтевшие изображения местных красавиц и кавалеров, несколько свадебных пар, несколько военных, молодой человек со шведской бородкой… И снова пошли к рядам с семенами: розовые женщины и задубевшие старики толковали о всходах, о почвах, об удобрениях, о всех превратностях судьбы и видах на урожай. Семена и рассада — все это буйно расцветет скоро, даже здесь, под этим северным небом. Николай купил несколько кульков с семенами цветов — анютины глазки, львиный зев, душистый горошек… А Василий углядел коврик круглый, сплетенный из разноцветных лоскутов, — он, подобно солнцу Ван Гога, вдруг открылся ему из-под прилавка.