— Это тебе, в твой дом, — Василий внимательно посмотрел на Николая.
— Спасибо. У нас и плетут. Да и у вас, где ты там — за горами, долами, наверное, тоже…
— Конечно! Но этот очень уж хорош! Да ты… что-то не вёсел, парень, или как-то лихорадочно весел… Не нравишься мне.
— Волнуюсь. Чтоб там без меня не сглазили, не растащили домишко по бревнышкам. Пройдет. Да и тащить там нечего. Да и некому, а всякая пакость в голову лезет. Я уж Павлу объяснил, он тоже все спрашивал, что со мной. Устал я с вами. Вы такие внимательные!
— Понимаю, — кивнул Василий. — В такое весеннее время, конечно, настроение переменчиво, понимаю, я и сам чувствую… А смотри-ка, наши идут, нагруженные покупками — что-то такое отхватили. И как дети!
— Военные дети, сиротские. Да и мы ведь тоже с тобой…
Братья подошли и наперебой стали рассказывать, что они купили: каких-то невероятных лезвий для бритья и массу всякой мелочи из уцененных товаров. Видно, что-то напомнило им о молодости. Но лезвия были их обоюдной страстью — «Жиллет», как тройка — господину, как галстук — чиновнику, — тут можно было понять. Служба Павла требовала опрятности, собранности, ритуала бритья перед выходом — необходима была свежесть и опрятность лица. И может быть, даже больше, чем Петру, потому что Павел сам должен был совершать эти превращения, это колдовство, а над образом Петра трудились столько людей, столько мастеров! Братья с детским восторгом показывали и бумажник еще для «тех» денег, и флакон духов «Пиковая дама» — на стекле печальные карты из повести Александра Сергеевича, — и что-то еще… Все это развлекло Николая и отогнало от него гнетущие мысли.
— Ну что же, посидим, понаблюдаем? Время есть, — сказал довольный теперь Василий, когда страсти утихли и его друг как будто избавился на время от хандры.
— Мы хотели еще и «хохлому» купить, но при ближайшем рассмотрении она оказалась подделкой, — говорил, еще не остыв, Павел.
Все были довольны, всем было хорошо.
В это время на обозрение любителям базарной сутолоки выступила компания человек из пяти — семи. Ядро было компактно, но края расплывчаты, — как засада у наступающей армии, как птички, что окружают большое животное, следуя за ним постоянно, но оставаясь чуть сбоку, чуть в стороне. Великолепное зрелище! Все они были разукрашены, подобно скоморохам, в каких-то наклейках, лентах, бахроме… Чуть впереди шествовал высокий блондин. Волосы его развевались на ветру. Лицо прекрасно, если бы поубавить краски, убрать маску напускной надменности, на шее синий в клетку платок, бросались в глаза невероятных размеров красная куртка до колен и желтые брюки с бубенчиками.
Вдруг и девушки неожиданно вынырнули на это пространство — прелестные девушки, откуда только и появились… Четверка москвичей со вниманием смотрела на это зрелище, еще ничего не понимая. А те, красавицы, шли не торопясь. И было в их движении, в поворотах что-то сказочное и трогательное. Как будто весь базар преобразился, и торговля пошла оживленней, и товару прибавилось.
Павел с Петром вначале было насторожились, вспомнив, вероятно, свою юность. Но теперь все было другое (оставался лишь след, намек), тут был один только вызов, кураж: смотрите, любуйтесь; тут были зов, веселье и потеха. Пройдя круг, они вновь показались на виду четверки москвичей… И в это мгновение взгляды встретились.
— Мы были узнаны как нездешние, — предположил Василий. — И, кажется, они почувствовали достойных соперников…
— По-моему, ты преувеличиваешь, — откликнулся Николай.
— Ничего подобного, — сказал Павел. — Вы оба не правы. Вы и сами не знаете, кто вы такие. На вас посмотришь со стороны… Когда мы с Петром выходили из магазина, я стал искать вас глазами. И вот я посмотрел туда, куда все смотрели. А там были вы: стояли посреди базара, заняв, казалось, всю площадь, такие колоритнейшие фигуры… как бы из кукольного балагана. И о чем-то с воодушевлением беседовали, именно страстность вашего разговора, эмоциональность невероятная… Вы словно в живых картинах изображали то, чем мы живем, только скрываем. И я вспомнил, как в детстве отец рассказывал мне о живых картинах, а теперь увидел это своими глазами. «Сократ, беседующий с Платоном» — так, например, можно было бы назвать. Это было потрясающее зрелище. Мы с Петром получили огромное удовольствие. И я подумал еще: что это за «персонажи» стоят, беседуя, не Иван ли Никифорович с Иваном Ивановичем? А потом подумал: а может, это Иван Васильевич с Василием Ивановичем? Но где же их тарантас?