Опять все долго смеялись.
«Ватага» на мгновение остановилась, замерла в своем победоносном движении, как бы раздумывая, принимать ли этот смех на свой счет… Гитарист тронул струны, словно призывая к наступлению. Главарь мотнул головой, уже готовый было ринуться в бой. Но тут невольное обстоятельство нарушило все планы — к гитаристу подошла миловидная девушка, хрупкая, нежная, и что-то сказала такое, от чего все там рассмеялись, и так хорошо… Они вдруг все преобразились.
Петя хмыкнул, а за ним и Василий, а потом и Николай с Павлом.
Главарь взял из рук прелестной девушки корзинку, покрытую белоснежным полотенцем, и вся компания стала удаляться. Но гитарист все же оглянулся и сделал сидящим на ящике путешественникам нос. Как говорится, победа была одержана без сражений. Пора было собираться в путь, они могли теперь спокойно покинуть этот городок. Снова разобрались парами и двинулись к реке.
У дебаркадера раскачивался теплоход на подводных крыльях: он назывался «Стрела», и это говорило о многом. Теплоход был заполнен до отказа. И тут наши путешественники оказались в некотором смущении оттого, что не было на месте старика-караульщика.
Вдруг звонкий голос, как полковая труба, прокричал:
— Артисты прибыли!
Капитан, не раздумывая, дал протяжную торжественную сирену — к отплытию, к отходу. Со своего высока он, приветливо улыбаясь, махнул им рукой, а те, что сидели или стояли у чемоданов, мешков, узлов, посторонились и дали дорогу. Один из диванов салона был уставлен их вещами. Они смущенно пробрались туда. И Петру ничего не оставалось, как исполнить то, на что он был мастер.
Он громко сказал:
— Я вам песню спою, дайте гитару!
Не буду описывать, что дальше происходило на теплоходе. Восторженность пассажиров постепенно спадала от духоты, беспрерывного воя моторов. Всех клонило ко сну, и многие уже спали.
Несколько раз теплоход приставал к берегу — правый берег был почти везде высокий и холмистый, поросший елью и березами.
Скоро теплоход подошел к мосткам, бросили доску с борта, и все гуськом, передавая друг другу вещи, прошли к берегу. Кроме москвичей здесь никто не выходил. С палубы что-то кричали, улыбались и махали руками.
Они стояли у рюкзаков и узлов под холмом, на который им предстояло взобраться. Но не думали сейчас ни о чем, стояли, завороженные тишиной и прохладой, необозримыми далями. Как будто слышно было, как спускаются на землю капли дождя, как пар поднимается от земли. Они долго так стояли, всматриваясь в окрестности, вдыхали воздух, напоенный влажным нежным запахом сосны, прелых листьев, травы, смотрели друг на друга. Им всем дано было еще раз ощутить состояние юности.
— Ну, дорогие мои, — позвал Николай чуть дрогнувшим голосом, — пора и в путь.
Они поднимались все выше и выше, переходя ручьи, прыгая с кочки на кочку. Земля оттаивала, набухала, готовая принять усилия человека и родить. Время от времени приезжие останавливались, чтобы передохнуть, посмотреть на пройденный путь, друг на друга, увидеть лесное пространство за рекой.
— Вот там должен быть приток, — говорил Василий. — И мне кажется, если по нему идти, то можно добраться до водораздела. А там уже мое хозяйство. Моя деревня. Как будто так, Николай? То, что я увидел здесь, невероятно — такие дали, такой лес!
Николай улыбался, он был доволен. Теперь говорил уверенным, хозяйским голосом, довольный тем, что рядом его друзья. Казалось, и вещи не были тяжелы, и подъем не крут — так хорошо они шли. Вот и первая изба показалась на склоне. Они вышли к размытой дороге, глина была красноватого цвета, уперлись в изгородь. Николай отодвинул слегу, пропустил всех и снова задвинул ее.
— Теперь, дорогие мои гости, вон там, видите, крыша с чердачным окном и балконом. Это мой дом и моя крыша…
— Там все твое… и за лесом тоже… — смеялся Василий, он был в восторге.
Они уже шли по деревне, кто-то из деревенских выходил на крыльцо, поздороваться. Николай раскланивался, низко опуская голову, степенно, представлял своих друзей.
— С приездом, с приездом, Николай Сергеевич, заждались, да и помощники у тебя хороши для весенней-то работы. Может, дашь кого на времечко? — шутили женщины.
Деревня располагалась углом — ряд домов стоял вдоль склона, обращенный к реке, а другой ряд уходил от реки к возвышенности, кладбищу и далее в поля.