Образ дома и живущего в нем большого семейства заставляет вспомнить про «мысль семейную», так важную для Толстого, у которого семья — не столько кровное, сколько духовное родство, что писатель и показал на примере семей Болконских и Ростовых, обладающих общностью, основанной на искренности чувств и величайшей преданности друг другу. Им он противопоставлял Курагиных, чье духовное омертвение проявляется в лицемерии и притворстве отца и детей, которых объединяет лишь стремление к завоеванию положения в обществе, обретению богатства и нужных связей. И для Чирикова охлаждение семейных отношений — свидетельство глубокого неблагополучия. Несмотря на то что мать и сыновья живут под одной крышей, о духовном единстве в семействе Кудышевых говорить не приходится. «Дети одной семьи, рожденные на протяжении менее одного десятилетия, братья казались людьми трех взаимно отрицающих друг друга поколений», — указывает он. Их общение сводится к бесконечным стычкам, насмешкам и взаимному презрению, которое они не стесняются выставлять напоказ. Внук Петр называет бабушку «крокодилом» и «бегемотом», сама она не признает прижитого в Сибири Дмитрием внука Ваню. Отчий дом становится проходным двором, куда летом наезжают многочисленные (зачастую и незваные) гости, что должно было бы свидетельствовать о хлебосольстве, радушии и гостеприимстве хозяев, однако ситуация оборачивается своею противоположностью: гости буквально вытесняют хозяев, начинают без спроса распоряжаться дворней и лошадьми, приглашают в чужой дом собственных гостей. Довершают этот разброд и шатание сами братья Кудышевы. Они не только не желают помогать матери в хозяйственных делах, но, ложно понимая — как свою вину — собственное дворянское происхождение, зачисляя себя в лагерь «эксплуататоров», готовы искупить свои «прегрешения» перед народом, «освободившись» от принадлежащей им земли, распродав ее за бесценок.
Важным представляется и то, что все сюжетные перипетии «Отчего дома» сосредоточены вокруг фигуры трех братьев. Для Чирикова всегда очень значима была народная сказочная традиция. В русских же сказках центральными действующими лицами чаще всего становятся именно три брата, которые своим выбором указывают на символический образ распутья — трех дорог, каждая из которых может привести героев к гибели или, наоборот, к счастью и богатству. Кроме того, образы трех братьев позволяют обнаружить в «Отчем доме» параллели с другими «аналогичными» произведениями русской литературы. Например, в «Братьях Карамазовых» Ф. М. Достоевского, в «То, чего не было» (1912) В. Ропшина (Б. Савинкова), «Сатане» (1914) Г. И. Чулкова судьбы трех братьев также символизируют идейные несогласия и психологическое смятение в русском обществе.
В романе Достоевского показана история распада одной семьи и гибель ее главы. Писатель ставит вопрос о провокации и идейном убийстве. В конце концов «реальный» убийца отца (так решил суд присяжных), Дмитрий оправдывается в глазах автора, тогда как настоящим преступником, по мысли Достоевского, оказывается Иван, изгнавший из своей души Бога. С ним перекликается сюжет чулковского романа, где двое старших братьев стремятся заполучить отцовские миллионы, устранив не только его, но и главного наследника — младшего брата. Обрисованный конфликт воспринимается как предельно злободневный, поскольку писатель, затронув нерв националистических страстей, показывает, как, прикрываясь лозунгами защитников устоев и сторонников национального единства, представители «правого крыла» не чуждаются ни шантажа, ни подкупа, ни доноса, ни даже убийства. Да и противостоящий им либеральный лагерь обнаруживает свою слабость: его деятели, вынашивающие несбыточные планы, способны лишь на пышные фразы, но абсолютно недееспособны. А роман В. Ропшина, повествующий о судьбе братьев Болотовых, связавших свои жизни с террористическими организациями, подводит читателя к мысли о преступности «права на кровь», пролитую даже во имя справедливости. И гибель всех троих воспринимается как закономерное наказание, которое они понесли за свои злодеяния.
Отзвуки подобных идейно-политических баталий мы найдем и в романе Чирикова, который, в своем роде, подвел черту под кровавыми игрищами, сопровождающими обычно все затеваемые в России общественные изменения. Писатель обнаружил несостоятельность избранных его героями путей. Начав энергичными борцами на свободу и справедливость, в итоге все они терпят крах и оставляют активную деятельность. Павел Николаевич, вкусив «социалистической премудрости» и, в конце концов, протрезвев от «утопий», за которые пострадал (год провел в тюрьме), с головой погружается в политические интриги. Эрзацем его «разумной» деятельности становятся так называемые «буржуазные пироги» — торжественные собрания и заседания либерально настроенных обывателей, сопровождаемые бесконечными застольями. Нервный и рефлектирующий Дмитрий оказывается расхожим материалом, используемым деятелем охранки и «революционером» Азефом для своих нужд: он мешал своей совестливостью «суровым» бойцам, и его просто-напросто подтолкнули к гибели. Стремление устроить справедливую жизнь по заветам христианского социализма, которое пытался воплотить в жизнь Григорий, также ни к чему не приводит. Более того, когда сгорает его хутор и родственникам Григория начинает казаться, что он сошел с ума, младший из братьев словно бы подтверждает их мнение: отказавшись от всех прав на наследство, он отправляется на Афон. И только открытость финала — судьба сына Дмитрия, рожденного в ссылке от якутки и привезенного в дом Кудышевых, — заставляет заподозрить, что история России, как кажется Чирикову, могла сложиться и иначе. И не обязательно по образцу блоковского «Возмездия», где решающую роль должен был сыграть ребенок, родившийся от простой матери и мстящий всему «демоническому» наследию русской интеллигенции. По мысли Чирикова, у России был выбор — но она презрела его, сделав это тем более легко, что на страже стоял Антихрист и Великий провокатор, наметивший грандиозный план обмана русского народа. Неслучайно семейная хроника завершается крайне нетрадиционно — не рассказом о будущем семейства, а двумя речами — либеральной (Павла Николаевича) и революционной (Ленина). И сопоставление выдвинутых обоими ораторами программ призвано доказать: Россия была зажата в клещи «реальными политиками» всех мастей. Демагогия и посулы взяли верх над осмотрительностью и недоверчивостью русского мужика, который оказался втянут в бессмысленную борьбу за землю, окончившуюся кровавым кошмаром.