– Ну его к лешему! – махнул рукой Ганька. – Свяжись с ним, так он совсем заездит… А вот про то, что часовые у нас спят, об этом ты обязательно Бянкину расскажи. Это до добра не доведет…
Не успели они отойти и трех верст, как в расположении госпиталя началась стрельба. Трижды громыхнули четко сколоченные залпы, гулко рванули гранаты, потом всплеснулось злое многоголосое «ура».
Ребята в замешательстве остановились, и лица их стали белее тумана. Было ясно, что случилось что-то страшное.
– Ну, Ганька, кажется, вовремя разбудила нас Антонина Степановна, – стуча зубами, сказал Гошка. Перепуганный Ганька невольно перекрестился.
– Что теперь делать будем?
– А ты не знаешь? Назад побежим, вот что!
– Убьют нас там. Что мы двое сделаем? Давай лучше подождем.
– Здорово рассуждаешь! – презрительно бросил Гошка. – Там наши погибают, а мы в кустах отсиживаться будем. Да какие же мы после этого большевики! Свою шкуру спасем, а как потом людям в глаза глядеть будем? Нет, раз выпала нам такая судьба – айда назад, а там посмотрим…
– Тогда пошли! – вздохнул Ганька. – Только давай поосторожней.
– Ладно, без тебя знаю. А ты лучше берданку заряди и держи наизготовку. Не ворон пугать идем.
Пока они бежали к госпиталю, там утихли выстрелы и крики, но запылали палатки, кухня и заготовленные для строительства землянок корье и береста. Еще не видя огня, Ганька и Гошка услыхали, как металось и трещало пламя, словно ломившийся сквозь чащу матерый зверь.
Продвигаясь перебежками от дерева к дереву, скоро увидели сквозь поредевший туман густой и черный дым, Он вспухал и клубился, вставал над лесом, как огромный гриб. Вдруг дохнуло сильным жаром, и ребята увидели яростно гудевший огонь. Они упали в мокрую траву и поползли к поляне, с которой разогнало жаром весь туман.
По поляне бегали в суете и спешке люди с желтыми лампасами на штанах. Их было очень много, и готовые стрелять в них ребята обрекали себя на верную гибель. Спасло их то, что в самый последний момент они наткнулись на раненого из госпиталя. Это был Андрей Чубатов, высмеявший Ганьку за глупый вопрос о ковчеге. Он притаился в яме от поваленного дерева. Узнав ребят, Чубатов тихо окликнул их:
– Вы это куда, дураки? Жить вам надоело? Вон их сколько, гадов-то. Недолго с ними из ваших-то пукалок навоюешь. Раз уцелели, сидите и не рыпайтесь.
– Катись-ка ты, Чубатов, знаешь куда! – огрызнулся Гошка. – Раз пришел наш черед, умрем, а труса праздновать не будем. Записались мы в партизаны не ягоды собирать, а за свободу драться… Давай, Ганька, выцеливай какого-нибудь офицера. Хоть по одному, да ухлопаем.
Тогда Чубатов с проворством, какого и нельзя было предполагать, выхватил у Гошки из рук берданку и приказал:
– Лежи, сопляк, и не рыпайся! Не то морду набью. Тоже герой мне выискался. Без пользы пропасть всякий болван сумеет. Дело немудреное… Этим сволочам мы отомстим, да только не теперь. Это какие-то дружинники. Надо их нам во что бы то ни стало опознать. Мы потом про них нашим сообщить должны, чтобы не было им пощады.
– Так бы и сказал, чем ругаться, – проворчал, сдаваясь, Гошка и тут же потребовал: – Отдай берданку. Стрелять не буду, не бойся.
– Ладно, без нее полежишь, свиная горячка. Это тебе не гармошка с колокольчиками. Она и выстрелить может в дурных руках.
Немного помолчав, Чубатов, бывший в одном нижнем белье, спросил:
– Как же это вы, ребятишки, уцелели? Я думал, всем конец пришел.
– Ягодники искать ходили, – сказал Ганька, видя, что Гошка отвечать не собирается. – Спасибо фельдшерице – сама, гляди, так пропала, а нас спасла. – И он неожиданно всхлипнул.
Гошка тотчас же накинулся на него:
– Ты, Улыбин, нюни не распускай. И без того тошно.
Ганька ничего ему не ответил и отвернулся.
А Чубатов, неотрывно следя за дружинниками все примечающими глазами, торопливо выкладывал:
– А я совсем случайно спасся. Прямо на дикого рассказ. Захотелось мне до ветру сходить. Раньше я это дело у самой палатки справлял. А тут накануне нас завхоз как следует пробрал. Я поблизости-то присесть постеснялся, в кусты поковылял… Проспали наши охранители. Всех искололи и порубали. Вот вам и заграница! Думали, здесь нас ни одна собака не унюхает. Жрали да дрыхнули…
– Глядите, глядите! – приглушенно вскрикнул Ганька, показывая на поляну. – Что это дружинники делать собираются?
На дальнем конце поляны, под раскидистой лиственницей, на которой Ганька и Гошка вырезали недавно на память свои инициалы, творилось что-то непонятное. Но Чубатов пригляделся и определил: