Ганька подошел к батареям, по очереди ощупал их.
– Верно, горячие! Вот красота. Тут живи – не тужи, не то что в деревне. – Помолчав, он спросил: – А зачем это у вас две кровати?
– На одной сплю я, на другой Антонина Степановна.
– Разве вы врозь спите?
– Врозь. Так, брат, принято здесь.
– Зачем же тогда было жениться, если врозь спать?
Василий Андреевич залился легким румянцем, хлопнул Гавриила по плечу:
– Эх ты, деревья! Даже покраснеть заставил… Пойдем на кухню, умоемся и чайник на примус поставим.
Василий Андреевич взял стоявший на столе синий эмалированный чайник, перекинул через плечо полотенце и повел Гавриила на кухню в конец коридора.
Показав на белую раковину, над которой торчал из стены медный кран, он сказал:
– Давай умывайся, а я примус разожгу.
Гавриил стал умываться. Вдруг за спиной у него что-то загудело. Он оглянулся и увидел на плите желтую медную банку на трех ножках. Из банки било и жужжало похожее на венчик синее пламя. Василий Андреевич положил на банку металлическую подставку и поставил на нее чайник.
– Это еще что за диковинка? – спросил Ганька.
– Вот это и есть примус. Очень удобная штука. Десять минут – и вода в чайнике закипит.
– И чего только не выдумают люди! – воскликнул пораженный Гавриил. – Скажи дома, что лампа чай кипятит, так в глаза наплюют. Скажут, брешешь, как Никула Лопатин… А хорошо бы это все в деревнях иметь. Сразу бы жизнь другая сделалась.
– Со временем все это и в деревнях появится. Мы и революцию для того делали, чтобы всеми житейскими благами мог пользоваться рабочий в городе и мужик в деревне. В Америке или в передовых европейских странах обеспеченные люди имеют такие житейские удобства, которые нам еще и во сне не снились.
– Что же это за удобства такие? Неужели и ты не знаешь всего, что там навыдумывали?
– Кто я такой, чтобы все знать-то? – грустно усмехнулся Василий Андреевич. – Я ведь в этом деле недалеко от тебя ушел. Сам я лишь вот здесь, в Чите, увидел этот самый примус. А за границей, говорят, его уже на свалку сдали. Там есть уже штуки почище. Но ничего я тебе о них рассказать не сумею… Смешно сказать, а я только в тюрьме, брат, познакомился, например, с теплой уборной и с водопроводом. При наших морозах это совершенно необходимая вещь. Эти блага, о которых узнал в тюрьме, я потом не раз вспоминал в своей якутской ссылке. Зимой там бывает до шестидесяти градусов холоду. Выбежишь в такую стужу из зимовьюшки по какому-нибудь делу и с непривычки можешь запросто обморозиться. Я однажды там строганины из сырой рыбы поел, а потом двое суток то и дело на улицу бегал. Помирать буду, а этого случая не забуду.
– Зимой и у нас с расстройством несладко жить. Тоже пока за баню или амбар бегаешь, все на свете проклянешь, – сказал Гавриил и зябко поежился от неприятных воспоминаний.
– То-то и оно! – сказал Василий Андреевич. – Конечно, уборная – это мелочь. Но вот из таких мелочей и складываются наши житейские удобства… Теперь, когда мы победили в гражданской войне, все силы бросим на борьбу с разрухой и голодом, с нищетой и отсталостью, доставшимися нам в наследство. Начнем, конечно, не с уборных. Об этом пока и говорить нечего. Прежде всего нам нужен хлеб. Будет хлеб для наших рабочих – задымятся у нас заводы и фабрики, заработают рудники и шахты. Мы вот здесь за годы гражданской войны забыли, что такое керосин. В деревнях у нас сплошь и рядом освещаются лучинами да жирниками. А в России этого керосина можно столько добывать, что его на весь мир хватит. То же самое можно сказать про хлеб и про мясо. Страна у нас, Ганька, большая. В ней все есть, чтобы сделать ее богатой, а весь народ сытым, грамотным и счастливым. И наша рабоче-крестьянская власть добьется этого. Пока же у нас очень трудное положение, тяжелая нищенская жизнь. Слыхал ты что-нибудь про голод в Поволжье? Нет? А голод был страшенный. Случилась засуха, хлеб у крестьян не уродился, и начали целые деревни вымирать от голода, от сыпняка.
Из носка чайника ударила сизая струйка пара, потом начала подпрыгивать крышка.
– Ну, кипяток готов! Пойдем ужинать – и на боковую.
За ужином Василий Андреевич, видя, что Гавриил почти ни к чему не притронулся, окончательно убедился, что он где-то успел подкрепиться. Пряча в усах усмешку, он спросил:
– Кого же ты все-таки встретил сегодня?
– Да одного знакомого партизана.
– И он позвал тебя в столовую или харчевню?
– Позвал.
– Ты, конечно, не мог отказаться и пошел с ним?