— Отчего?
— Наверное, оттого, что вода все-таки не должна была здесь быть, река веками течет по одному руслу, а на месте этого моря были поселки. Ты читала «Прощание с Матерой »? note 140
— Нет.
— Мне Митя давал.
— Интересно?
— Смотря кому. Некоторым, конечно, нет — если они обожают одни телебоевики. А вы, девчонки, любите читать только про любовь.
— Что читать? — как-то очень по-женски усмехнулась она, и в ее неопределившихся еще чертах он узнал лицо ее каштановой мамы. — Насмотрись видео — и вся любовь.
— Ты смотришь? — насторожился он.
— Я что — рыжая? Конечно.
— И… как тебе?..
— Я вообще все это презираю. — Даша вскинула бровки гордо. — Я — только за платоническую любовь. Я хочу такое общество организовать, где будет культивироваться отсутствие секса. — Она любила сложно выражаться. — Это все низость. Наши тусуются, вместе балдеют — и уже занимаются этим… Меня тоже один, — она даже задохнулась,
— один звал! А Юрка, у нас в классе есть Юрка, помнишь, мы как-то на пляже его встретили? Он сказал, не берите ее, Дарья — архаичная. Всю малину нам испортит нравоучениями!
— Так и сказал?
— Ну его! Они ступали вдоль кромки воды, он босиком, она в крос совках: немного изнеженная, она боялась простуды. И, минуя мальчишек-рыбаков, они заглянули в поблескивающее при свете костра ведро: плавала рыбка, металась.
Быстро темнело.
— У меня дед — заядлый рыбак, — сказала она.
— А у меня — бывший охотник.
— В общем — убийцы. — Она повернула к нему лицо.
— Да?
— Да, — подтвердил он.
— Совсем не клюет, холера, — пожаловался мальчишка то ли своему приятелю, то ли им. Собака опять мчалась к старику, сидящему на коряге. note 141
— На колдуна похож?
— Немного. Они пошли дальше.
— А я похожа на ведьму?
— На добрую волшебницу.
— Ты — не такой, как все!
— Я и х ненавижу! — вдруг резко сказал он, поднял камешек, бросил в воду. — Затонул.
— Кого их?
— Предков.
— А у меня очень милая мама.
— Ну, знаешь, — вдруг засмеялся он, имея вообще способность мгновенно перескакивать из одного состояния в другое, — не думай, что только тебе повезло: у меня тоже есть кое-что.
— Интригуешь?
— Ну разумеется, я ведь вообще по гороскопу — страшный интриган. Скорпион. Про меня сказано: характер сильный, его не ударить фэйсом об тэйбл, он сам кого хочешь об этот тэйбл, жизнь у Скорпиона очень интересная, полная борьбы, в гневе он страшен, но способен на подвиги, способен страстно ненавидеть…
— А любить? И вдруг они замолчали. Вода плескалась, перекликались голоса, еще один костер затанцевал вдалеке, а старик, мимо которого они прошли, неподвижный и темный, точно языческий деревянный божок, глядел им вслед и курил — и собака застыла у его черно-коричневых ступней.
Они сели на бревнышко возле воды. Кирилл так любил смотреть на воду, сам не понимая почему, он словно становился водой сам, становился воздухом, теряя вечно мешающее ему и выпирающее, как иглы ежа, чувство «я», что-то странное, томительное, но удивительно приятное охватывало его тогда — и жизнь представлялась долгой, как вода, глубокой, как вода, и манил, звал, призывно мигал ему дальний огонек…
note 142 Но сейчас с ним рядом была она, и в ее глаза, в ее юное лицо с большим ртом и чуть азиатскими, причудливо вырезанными веками он мог глядеть, не отрываясь, бесконечно, как в огонь, предчувствуя уже — не умом, сердцем — свою будущую жертву, которую он принесет языческим извивающимся языкам, то рассыпающимся на небесные звезды, то застывающим красным цветком. Неужели он положит к ее ногам океан, неужели он отправится не за дальним огоньком, мигающим в неверном тумане, а за сияющими зрачками ее глаз? И стало больно вдруг в левой стороне его груди, так защемило, так заныло там — но уже нечто произошло именно сегодня, сейчас, этим июльским вечером, когда она спросила его: а любить?..
* * *
Девочка встряхнула коробочку, и золотистый шарик побежал, попав в ложбинку, по неширокому кольцу круг за кругом, круг за кругом, постигая бесконечность глубины, чтобы уже в Наташиных руках, так и сяк переворачивающих пластмассовую игрушку, звякнув, подпрыгнуть и, сорвавшись с кольца, попасть на прямую дорожку, благополучно миновать и ее, и зигзаги несложного лабиринта
— и, наконец, угодить еще на одну прямую, бег по которой выводит за пределы поля игры, что и считается, судя по крохотной инструкции, приложенной к нехитрой забаве, выигрышем.
— Скучная игра, — сказала Даша. — Слишком легкая.
— А ты попробуй-ка провести по полю шарик сама, — предложил Митя. Даша с недовольной гримаской взяла коробочку, снова встряхнула ее — и вновь шарик побежал по кругу, по кругу, цирковая лошадь неслась по арене, спутник летел вокруг планеты, но комета, нанизав несколько кругов на подтаявший стержень Млечного пути, умчалась вдаль — постигая глубину бесконечности.
— Лучше ты бы, мама, сводила меня в цирк, — резюмировала Даша. — И ты ведь сходишь с нами, ага? note 143
— Нет, племяшка, — Митя покачал головой. — У меня дела. И отправился домой, размышляя по дороге о Шопенгауэре, Ницше, Эдгаре По и о своем друге сочинителе, давно не подававшем из своего уже откопанного подполья никаких вестей.
Вечером неожиданно Сергей позвонил, попросил: приди, надо насчет отца переговорить. Отнекивался. Но он уговорил. Жалко стало старшего брата, вот и пришел. Наталья потом сказала — Сергей накликал. Как в воду смотрел. Сам, конечно, ни о чем не догадывался и ничего такого не предполагал. Другой планчик-то был. Другой. Коньяк? Водку? Третий день пьянствую на казенный счет. А! Ерунда. Успею. Зачем сказал — неясно мне. Сболтнул. Болтун у телефона — находка для шпиона. Юмор в коротких штанишках. Пьешь, Митька, как аристократ. То есть совсем не пьешь. А ведь это я — граф. Томка на даче. И отпрыск там. Да куда на ночь глядя — здесь буду ночевать. Пусть поскучает. Мурку давно видел? А, заскакивал. Так, покалякать о том, о сем. Водку запиваю я водой из-под крана? Эге. Потому что водою из-под крана обливаться нам не лень! Тра-та-та. Говорят, ты у нас талант? Ладно, закрыли так закрыли. Мне что — любая тема хороша. Отец? Это серьезный разговор. Чуть позже. Не торопись, Митька, не торопись. Ну хоть глоток коньяка.
Ладно, глоток. Вкус странный? Ерунда. Из той же бочки, где лягушки. Слыхал — мужика у пивного ларька пристукнули. Выронил он канистру с пивом, она — пых-пых — пиво выходит. А он стоит, болван. Они и набросились… Он стал отбиваться, схватился… Случайность, в общем…
…Об отце… об отце…
Проснулся — ничего сначала не понял: рядом, так сказать, обнаженная женская модель. Спит. Нет, не спит, оказывается. Открыла глаза. Он точно знал: ночь он спал один. Откуда же она взялась?
— Эге! — сказал Сергей, входя. — Пять утра, гаврики. Ну ты, старик, просто потряс девочку — эге? — давно, пожалуй, ее так не потрясали. Верно, лимпопоничка? Пять утра — можно опохмеляться. Принести? — Она хихикнула. Ну, прильни ты к нему, прильни, чё маесся?.. Сейчас! Втроем — это идея! Какие сообразительные в нашей стране, какие передовые, прямо скажу, авангардные женщины, коня на скаку остановят!
— Рассвет ужо полощется! Я — с вами! — Сергей прыгнул в постель. Крепко обвила Митину шею, горячо зашептала — задушу, если уйдешь. Пахнуло перегарчиком. Откуда она взялась? Я не привык грубо обращаться с женщинами, но, видимо, придется. Успел высвободиться из цепких объятий. Оттолкнул Сергея.
— Сильный, скотина! — поднимаясь с постели, произнес Сергей то ли с уважением, то ли с сожалением. — И какой нравственный! Хорошо, башку мне о стенку не разбил!.. Митя внезапно ощутил: страшно раскалывается голова: то ли от дешевого спектакля, разыгранного Сергеем с помощью неизвестной девки, то ли от выпитого глотка коньяка, вкус которого насторожил. Впрочем, ему, совершенно непьющему, мог и любой глоток вина показаться странным.