— я с детства страшно боюсь, когда бьется посуда. Моя мать однажды за разбитую вазу сильно ударила меня.
— Ты знаешь, — он внезапно встал и посмотрел на часы, стоящие на журнальном столике возле кресла, — мне срочно нужно выйти на десять минут. Тут недалеко. Хочешь — со мной? А потом вернемся?
— Давай. — Я удивилась, но решила, что ему кто-то из его знакомых должен передать какую-то вещь или, скорее всего, книгу. Выходя из его мастерской, я еще раз глянула на женщину у окна. И на секунду у меня возникла иллюзия, что женщина оглянулась.
Он подал мне манто, накинул легкий пуховик — и мы, закрыв дверь на автоматический замок, спустились на лифте и вышли во двор.
— А может, ты меня так вежливо выпроваживаешь? — Спросила я, посмотрев на плывущие низкие облака, казалось, они задевают верхние этажи дальних домов. — Так скажи прямо.
Он полуобернулся ко мне и потрепал по щеке. И опять мне захотелось вдруг, чтобы его рука легла на мои плечи… Стоп.
— Какой пустынный район, верно? — Я попыталась отвлечься.
— Жизнь проходит во внутренних двориках. — Он шагал широким шагом, как Петр Первый на знаменитой картине. — Но ты права — здесь и правда как-то малолюдно.
— Вот у нас в Митине молодежь тусуется, машин полно, толпа бежит, и одновременно рядом лес, речка, зона отдыха. Я переехала туда, потому что мне нравятся перемены
— а новый район менялся каждый день.
— А теперь куда?
— Что — куда? — не поняла я.
— Куда будешь переезжать? В загородный поселок?
— Я тебе разве говорила, — удивилась я, — по-моему, нет.
— Наташа, я ведь тебя очень неплохо знаю: если я тебе потребовался, значит, ты снова нуждаешься в переменах, и эти перемены связаны с каким-то делом, в котором неплохо понимаю я. То есть, скорее всего, с живописью. Но обычно, заскучав, ты меняешь и квартиру. Я тоже все это помню. А куда может ехать теперь такая стильная девушка с деньгами? Только в коттедж или какой-нибудь таунхаус. Я молча его слушала.
— А вот мы и пришли, — он показал на красное здание с яркой детской площадкой внутри дворика.
— Это детский сад, — удивилась я, — ты по работе сюда? Стенки расписываешь?
— А вот теперь угадала ты — стенки в детских садах я точно расписываю, и в детской стоматологии тоже, и здесь красуется мой вечный Король Лев, — но пришли мы не совсем по делу.
— Па! Па! Вот и я! — к нам навстречу бежала девчушка лет пяти в зеленом комбинезоне. Но, добежав, она, увидев меня, остановилась и нахмурилась. И когда она нахмурилась, когда ее бровки сдвинулись над переносицей, я уже не сомневалась, чьи глаза смотрят на меня настороженно из-под светлой челки. note 275
— Твоя дочь похожа на тебя, Митя. Он приподнял дочь, приблизив ее мордашку к своему лицу, поцеловал в нос и снова поставил.
— Видишь, Наташа сразу поняла, что я твой папа. * * *
Я возвращалась от Ярославцева. На МКАД, конечно, была пробка. Хороший повод расслабиться и подумать. С Николаевой мне, в общем-то, все было ясно: воспользовавшись временной заминкой на личном фронте Мити, а заминку вызвала именно я, уйдя от него к Васе… Кстати, он дома? Я пальцем (надо сделать новый маникюр) ткнула на мобильном в надпись «Домашний» — и Василий спросил сонным голосом: «Ну, ты где?» — «В пробке». — «Ну торчи дальше, а я сплю». Значит, слегка поддал. Да, так о чем я? Огни, огни, огни… С детства люблю эти глазастые стада машин. Да, о Николаевой. Ей нужно было родить, годы поджимали, а он — это чистопородная особь мужского пола — прямо для селекции. (Правда, я как-то не совсем точно селекцию представляю.) Но главное, ребенок — это ее главный капкан. Митяй — добрая душа, и уже от Николаевой никуда не денется. В общем-то, умная баба, ничего не скажешь. И пашет много. И зарабатывает хорошо. И дом построила. И тэ дэ. И тэ пэ.
Она-то умная. А он?
А он — просто прибор для восприятия и преображения действительности. Как-то он сам так о себе сказал. Просто прибор. Вечный раб своего дара. Уловить, как меняется воздух вокруг разных предметов, поймать переход одного слоя в другой, угадать и суметь зафиксировать на холсте почти неуловимую границу между воздухом вокруг предмета и воздухом открытого пространства…
— Это всего лишь опыты, Наташа Я снова мысленно вслушивалась в его баритональный голос и даже пропустила момент, когда глазасто-огненное стадо медленно двинулось по шоссе. Мне уже сигналил какой-то нервоуз driver.
note 276 Мой Чери медленно пополз. Я хотела включить кондиционер, но как всегда передумала: от кондиционера, точно от мертвой живописи, я мысленно поморщилась, вспомнив николаевских красоток, мне становится дурно. Лучше вдыхать запах живой дороги. Сквозь бензин, солярку, пыль, резиновый привкус разгоряченных шин все-таки порой прорывается струя свежего ветра. А кондиционеры
— это для биороботов. По крайней мере, такие кондиционеры, как сейчас. Может, потом изобретут чтонибудь более совершенное?..
Наши дети должны быть совершеннее нас, говорил мой отец. Юлька симпатичная у них получилась, похожа на него, его глаза и улыбка. Если бы она унаследовала черты Николаевой… Впрочем, я не совсем справедлива. Она вполне интересная женщина, фигуристая, оригинальная. Это просто ревность. Не на сексуальной основе, а на чисто психологической. Я несколько властная, это верно. Тоже в отца. Он был лидер. И я люблю, когда сама я ничем не связана, все вроде распределены по своим ячейкам, но ключ от бронированной двери у меня в кармане. И это тоже противоречит моей тяге к переменам и даже несколько мне мешает.
Не от моего ли тайного властолюбия это нехарактерное для меня совершенно возвращение к желанию оказаться с Дмитрием снова в семейной постели? Ведь я всегда сжигаю за собой мосты. И бросаю ветру милые интимные фотоснимки? Память только старит, это я недавно поняла. И возвращение — всегда уступка своей слабости.
Но здесь все-таки что-то не то. Не властность, нет. Да всё то! Что я мудрю? Просто я интуитивно уловила: с Митяем мое дело получится, поэтому и захотела быть с ним снова. Я же знаю: эротическое для меня — только выражение схваченных чутьем новых возможностей: пока объект (извините) до конца не исчерпан, он влечет. На прошлом этапе наши пути разошлись, потому что меня тянуло туда, где он ничего не мог для меня сделать, а Ва
note 277 силий мог. Вот и все. И никакой лирики. Скучно? А мне нет. Я такая, вот и все.
Ваську я будить не стала: пусть дрыхнет милый мой домашний морж. Приняла душ, залезла в белый махровый халат и, как всегда, с удовольствием прошлась по нашей квартире. Куплена она, конечно, на деньги мужа, но все остальное — и ремонт, и мебель — дело моих рук. Я нашла отличную бригаду девушек, и они сделали нам евро. Даже джакузи я выбирала сама. И этот домашний кинотеатр, возле которого морж и спит, мое личное, еще недавно любимое, но сейчас уже поднадоевшее приобретение.
Телевизор — когда нет никаких интересных планов. Для отдыха ума. А сейчас у меня все мысли только об одном — о выставочном зале. О своей галерее! Подыщу помещение и позвоню Митяю — ведь и зал должен быть подходящим по многим показателям. И в этом он разберется лучше меня.
Все. Спать.
* * *
Странная девушка, которая видит сны, все-таки нашла своих покупателей, с помощью другого риэлтора продала свою такую же странную двухкомнатную квартиру, ну, может быть, чуть продешевив, и сейчас приглядывала себе другую — однокомнатную. Она выбрала новый небольшой район с непривлекательным названием Куркино, но красивыми пейзажами вокруг. Ей понравилось к тому же, что когда-то неподалеку от современного дома, который ей очень приглянулся, снимали дачу два друга — Герцен и Огарев. Когда-то один мальчик сказал ей, что глаза у нее такие же удивительные, как глаза жены Огарева. Мальчик был в нее влюблен по-настоящему. И если бы его родители не переехали из подмосковного Жуковского в центр столицы, она бы точно вышла за взрослого мальчика замуж… Но столица как океан: разве легко двум парусным лодкам встретиться в ее бурных водах?