— Че, Ян, реально покажешь? — замер в дверном проеме Никита.
— Ага, только полотенце организуй, сейчас затоплю к хуям хату. Сосать начнет, и на диване ебаном поплывем. Давай, давай! Полотенце! Никитос, я верю, что мечты о сиськах не очистят твой мозг под ноль! Полотенце!
Когда у Яны появился необходимый атрибут, она сбросила верхнюю одежду, устроилась поудобнее и сняла весь верх. Можно было бы остаться в топике, она же развалилась топлес, к одной груди приложила ребенка, под вторую полотенце. Было ли ей противно, что ее полуголой видит Никита? Она бы, конечно, предпочла, чтобы он вышел, но по по большому счету ей было все равно. В ее глазах Никита в развитии ушел недалеко от Марка.
— Ян, у тебя что и раньше такие большие сиськи были? — лыбился Никита.
— Не, на полтора размера увеличились.
— Капец. Не, ну вообще охрененно. Прям вообще. А потрогать можно?
— Не наглей, Никитос, — протянула указательный палец Яна. — Сиськи — это питание для Маркуши, а не антистресс для похотливых пиздюков.
— Марком бейбика назвала?
— Ага, крутецкое имя, да?
— Да, крутое. А че твой батя? — вряд ли Никита догадался, почему Яна зажмурила глаза и сжала губы. — Он же такой страшный, а тут залетела. Че он сделал?
— Ниче не сделал. А что он сделает? Ну залетела и залетела. Я тут это, в туалет хочу сходить, посмотришь за…
Яна посмотрела на дремлющего малыша, затем на резко отупевшего возбужденного Никиту и отказалась от задумки оставить его с Марком.
— Не, ну нахуй, с собой его возьму.
Так как Марк заснул, Яна просидела у Никиты еще час. Они смотрели тупые видосы в наушниках, он рассказал про школу, Яна резко почувствовала себя слишком взрослой. Никита думал, как хорошо сдать экзамены, она думала о том, где жить, что есть и где взять деньги уже завтра.
Снова такси, снятая на двое суток квартира. Вроде условия были приемлемые, но Яне становилось тошно при мысли, сколько людей совокупилось на этой постели. На карте всего две тысячи, а необходимо чем-то питаться неопределенный промежуток времени. Прицепив специальный эргорюкзак и запихнув в него Марка, Яна отправилась в ближайший торговый центр. Даже ущербный район не спас от грядущего женского дня. Тюльпаны были везде. Их продавали бабки у остановок, ими пестрели витрины цветочных, и даже весь торговый центр засрали акциями и фотозонами с восьмерочками. День сильных и независимых женщин? Суфражистки бились за равноправие, как комично, что по итогу всего через два дня каждая вторая станет тюльпаноголовой амебой, которая растечется в улыбке весеннему празднику. Женственность и красота? Да шло оно все к черту. Нельзя откупиться сраным букетом и баночкой духов за то, что весь год не замечаешь свою женщину, принижаешь и обесцениваешь.
Яну злило не праздничное настроение окружающих и даже не подмена понятий. Ее злило то, что она не может быть наивной дурочкой, которая обрадовалась бы цветочному венику. Насытившись лишениями, она собиралась грызть глотки, а тут маркетинг впаривал разноцветные тюльпаны.
Супермаркет и самый сложный выбор в ее жизни. Яна взяла красивый авокадо для Марка и пачку спагетти. Выбор был сделан не в пользу еды.
— Ну что, Маркуша, дело рискованное, знаю. Все до последней копейки закину в свою бомбическую идейку. Если прогорю, то все, жопа, жрать больше нечего. Что бы ты сказал, если бы умел говорить? — всматривалась в лицо сына Яна. — Понятия не имею. Слушай, знаю, план звучит говено, я бы сама напряглась при таком раскладе. Да и хрен я пообещать, что не проебусь, смогу. Идем во банк, Маркуша, идем во банк.
Яна ухмыльнулась и завернула к магазину с бюджетным бельем.
Глава 11
Что почувствовал Леша, когда вернулся в пустую квартиру? Злость. На этот раз не на Яну, а на себя. Да прекрасно он понимал, что перегнул. Гоняя по городу, перегрыз все губы в кровь и даже по байку обожаемому заехал с ноги. Не хотел он пихать Яну, доводить конфликт до точки не возврата. Она искусно надавила на самую больную точку, поэтому он и сорвался. Чувство собственного достоинства.
Хреново он чувствовал себя, осознавая, что не может изменить плачевное финансовое положение. Чувство стыда и никчемности свербило в костях, он сам себя презирал, заваливался внутрь себя и остро переживал падение. Непрерывное самозахоронение в сочетании с ухудшавшимися условиями жизни и страхом за будущее. Он знал, что сам концертировал в себе раздражение, поэтому и взрывался от любой попытки Яны встрять в его дела. А здесь плевок в лицо, низкий и сокрушающий удар. Забитый холодильник на деньги, которые дал ей другой мужик.