Ярчайшую улыбку Яна потушила до того, как повернулась к Леше, катающему сына на машинке, которая подозрительно напоминала тот самый поршец.
Глава 22
Как оказалось, Леша забронировал целый зал с аттракционами для малышей. Заказали детскую еду, из напитков всем только сок. Пожевав и разбросав все, до чего дотянулся, Марк уполз изучать новую территорию. Яну приятно удивило, что Леша уполз за ним следом. Она и не думала, что он умеет дурачиться с детьми, что будет катать сыночка на машинке полчаса без остановки. Сделав пару памятных фотографий, Яна уселась поудобнее и любовалась семейной идиллией.
Только когда Марк принялся изучать светодиоды в фарах своего автомобиля, Леша вернулся к Яне на диванчик.
— Он такой крутой, — лыбился Леша. — Я и не думал, что дети бывают настолько потрясными.
— Это да, он крутейший поцык на свете, — впервые за их общение искренне улыбнулась Яна.
— Сейчас смотрю на него и думаю, какой же я долбоеб. Я же проебал не полгода его жизни, а весь год. Нихуя не помню, каким был, когда родился, что там улюлюкал, во что играл. Я пропустил дохуя такого, чего уже никогда не вернуть. Это пиздец, да, но зато теперь я четко понимаю, что больше так не хочу. Хочу, блять, видеть, как он растет, как новому учится, говорит там.
В это время Марк активно захлопал руками по бамперу и издавал звуки, подражая двигателю.
— Слышала? Слышала⁈ — удивлялся Леша. — Блум-блум. Это же про машину что-то рассказывает!
— Да, он обожает тачки.
— Они что реально такие малые уже говорят? Может это наш гений просто? Разве такие малые знают, что брум-брум машина?
— Короткие слова в этом возрасте уже могут говорить. И у Марка в лексиконе уже слов десять имеется. Детских таких тип да-да-да — еда, ду-ду-ду — вода.
— Десять. Ебать это же много, — потер лицо Леша.
— Ма-ма-ма, — запищал Марк, топая к Яне.
— Да, солнце. Что ты хочешь?
Яна взяла Марка на ручки, а он по ней переполз к Леше и схватился за его толстую серебряную цепочку.
— Он сказал «мама». Он реально шарит во всем, — вылупился Леша на сына. — Капец ты умный, Марк.
— Это мама, — показала Яна на себя пальцем, а затем на Лешу. — А это кто?
Перед тем как ответить Марк высунул язык, а потом проговорил:
— Па-па.
В тот момент Яна даже на сыночка не смотрела. Она смотрела только на Лешу, которого нормально так накрыло чем-то личным. Не умиление, не радость. Трогательность момента зашкаливала, потому что это было что-то из прошлого самого Леши. Его отбросило назад, похоже, что в собственное детство.
— Папа, — повторил Леша, в этот момент Марк схватил его за бороду. — Все верно, сынок, все верно. Он говорит «папа» это же вообще мозг выносит!
Марк снова ушел заниматься своим, а Леша наконец-то встретился взглядом с Яной.
— Что, блять, вылупился так? — засмеялась Яна. — Удивлен, что продолжению не научила? Что не говорит папа-мудила ебаный?
— Да, — пожал плечами Леша.
— Я бы такой хуйней заниматься не стала. Если бы ты реально хотел, то мог бы все это время с ним общаться. Я была только «за», только вот, блять, ты не хотел. Не звонил, не писал, не приехал, чтобы увидеть сына. Все ждал, что я проебусь и сама приползу?
— Может и так сначала. Потом нужно было время, чтобы разобраться в себе и все исправить.
— Отмазы, ебаные отмазы. Как же я их обожаю, нахуй! Ты опять засцал, не хотел взять и порешать конкретно, раз и навсегда. Уперся в тупик, как баран ебаный, и стоял, пока ноги к хуям не затекли, — переведя дыхания Яна добавила уже мягче: — Я показывала Марку фотки, чтобы он тебя не забыл. Сейчас он называет и меня, и тебя. А себя называет Мак. Мне кажется, он уже осознанно это говорит, а не повторяет, как попугай, за мной. У тебя, кстати, с ним всего пять фоток, три из которых из роддома. Охуенно да, блять?
— Нет, не охуенно.
— Знаешь, даже если бы ебаные отцовские чувства у тебя не проснулись, я бы ему о тебе хуйни никогда не сказала. Лучше расти и думать, что твой батя ебучий герой, просто, блять, не может пока с тобой затусить, чем знать все в красках и слышать, что он гондон ебаный. Подрос — сказала бы: «Ну бывает, блять, всякое, ты нихуя ни при чем. Такие уж люди-люди — хуи на блюде. Сами нихуя не знают, чего хотят, чего не хотят. Всякая хуйня в жизни бывает, отношения по пизде идут, но ребенок это навсегда и это охуенно». Сказала бы, что жизнь сложная хуйня и даже если твой батя с тобой не общается, это не значит, что он тебя не любит.
— Спасибо, — выдавил Леша.
— Я знаю, что это, блять, такое, на себе. Все блядское детство я росла, слушая охуенные истории про батю полного уебка, который заделал меня мамаше, ни копейки не дал, еще и сел на пятнаху. Она злилась на него, понимаю, но ребенок не ебаный унитаз, чтобы сливать в него собственное дерьмо. Когда заебывалась или я хуйню какую выкидывала, каждый раз начиналось одно и то же. Знаешь, что я, блять, чувствовала, когда она батю засерала? Говорила, что он ебаный идиот, зэк и козел, что испортил ей всю жизнь, а я чувствовала вину. Ну тип если мой батя мудазвон ебучий, значит я дочка мудазвона ебучего, испортила мамаше жизнь. Если бы не он, не было бы меня и было бы у нее все охуенно. Я его ваще не знала, но почему-то усилия мамаши сходили на нет. Я не злилась на него, как она, я злилась на нее. Именно она, блять, заставляла меня чувствовать себя куском дерьма. Хуй бы я так поступила со своим ребенком!