— Нет, но мне нужно провести осмотр и проверить раскрытие шейки матки.
Ей помогли сесть в кресло. Видя свой огромный живот между разведенных ног, Яна провалилась внутрь себя. Отрицание, страх и паралич. Отвратительные ощущения заставили сжать зубы и закрыть глаза.
— Совсем маленькое. Пока останетесь здесь, напишем КТГ, посмотрим на характер схваток. Могут быть и тренировочными, хотя срок у вас уже хороший. Думаю, сегодня вы и родите.
Женщина отошла, и Яна увидела кровь на ее перчатке.
— Кровь? Из меня хуячит кровь и ты нихуя с этим не делаешь⁈ — завизжала Яна.
Лицо женщины перекосило, все же она быстро выдавила улыбку.
— Нет-нет, все хорошо. При осмотре шейки матки могут быть незначительные кровянистые выделения.
— Хорошо, блять? Это как надо было ковырять, чтобы кровь ебанула? Вдруг ты ему что-то повредила⁈
— Это невозможно. Понимаю, вы переживаете, но я советую вам довериться профессионалам. Сейчас мы возьмем анализы крови и мочи, а потом пройдем в родильный зал, хорошо?
— Анализ мочи? Я сдавала его три дня назад. Всегда рожающих баб заставляют сцать в банку?
Оказалось, всегда. Они набрали целый чемодан анализов и провели Яну в потрясающее помещение с кушетками и огромным гинекологическим креслом посередине. Яне прицепили датчики на живот, результат КТГ информации не принес. Хоть ей и прихватывало живот раз в пять минут, заявили, что она может поспать до начала новой смены.
Конечно, Яна не спала, она гладила свой живот и надеялась на то, что боль будет терпимой. Та же врачиха через пару часов вновь ковырялась в ее внутренностях, позвала медсестру и предложила Яне ускорить процесс. Ей поставили капельницу с окситоцином и настоятельно рекомендовали не лежать, а ходить по комнате. Врубив относительно спокойную музыкальную подборку для родов, Яна принялась наворачивать круги. Окситоцинчик подействовал, и схватки участились, а еще стали такими яркими, что от острых ощущений вызывали у Яны изречения не из литературных.
Больше всего ее бесило, что рядом не было людей. В ее представлении рядом с ней должны были увиваться специалист, что-то контролировать, объяснять. На деле рыжая тетка приходила раз в час, акушерка забегала немножко чаще. Это Яна орала им, чтобы вкололи обезбола и интересовалась, должно ли из нее вытечь ведро жидкости. Но больше ее поразило то, что рыжая тетка продолжала всовывать свои цепкие пальцы внутрь, даже когда ее выкручивало от боли.
Три часа дня, а успехи очень даже переменные. Яна не верила, что переживет этот ад. Она уже не ходила, а сидела на четвереньках у кровати и страдала. От боли спасали только судорожные вдохи. Если она пропускала хоть один, то падала на кровать и орала во все горло. Была боль и жалкие две минутки без нее. Все снова и снова. Волосы Яны лезли в рот, она была полуголой и не поправляла на плечи сорочку. Снова боль, такая боль в животе и спине, что хочется взять нож и вырезать наконец-то его из себя.
Яна смотрела на цифры часов и не верила, что уже четыре часа дня, что она рожает дольше десяти часов и с каждым новым часом становится все больнее. Зачем женщины идут на эти пытки? Лучше сделать стерилизацию. Почему никто не говорит правду о незабываемых ощущениях? Если бы она только знала, то всю жизнь пряталась бы он садистов, вооруженных членами.
— Яна, что настолько больно? — поинтересовалась врачиха, когда увидела, как Яна впивается ногтями в покрывало.
— Кончаю от удовольствия, блять! Не видно⁈ Пиздец полный!
— Мне нужно посмотреть, ну-ка прилягте.
Пока тетка помогала лечь, Яна поймала вторую схватку и не успела вдохнуть. Ошибка и последствия. Она орала, цепляясь руками за стены и искренне желала рыжей твари смерти.
— Видна головка, — объявила тетка.
Следующий этап был не лучше. Ее засунули в кресло. Та же боль, вдохи, только еще и суета. Ей орали, что она должна тужиться, но у Яны уже не хватало на это сил. Время остановилось. Все было одинаковыми. Боль, страх и чувство никчемности. Почему-то на нее ругались незнакомые женщины, кривили рожи из-за задержавшегося процесса, а она была не способна ответить. Она, Яна, которая не затыкалась, если могла на кого-то наехать, стала жертвой обстоятельств и хотела плакать. Она устала, умирала от боли, из всех сил старалась, а ей хамили в самый ужасный момент ее жизни.
— Уже час потуг. Это небезопасно для ребенка. Яна, если ты не постараешься лучше, придется делать кесарево сечение, — скривилась врачиха.
— Да режь, блять, режь! — все, что смогла выдавить Яна.
Из-за злости на весь мир она собрала крохи сил и сделала над собой невозможное усилие. Плач ребенка, судорожный и частый, как и ее истерический смех, которым Яна заходилась с ним одновременно.