Скинув обувь и повесив пальто на вешалку, я двинулась вперед. Чемодан на пластиковых колесах жутко грохотал по плиточному полу. Остановилась я на небольшой площадке, словно на развилке трех дорог.
Прямо пойдешь — на кухню попадешь, налево пойдешь, к лестнице на второй этаж придешь, направо пойдешь — в гостиную попадешь. Но это в сказке, а в реальности, пока я привыкала к окружающей обстановке, правая дверь распахнулась, и на пороге показался хозяин дома.
Что это хозяин, даже сомнений не возникло. Высокий мужчина средних лет в синих джинсах и серой футболке, а взгляд такой жесткий, что до костей прошибло. Темные волосы, подбородок, заросший щетиной и глаза, словно два уголька.
Виктор уставился на меня в упор, и губы сжались в одну линию. Несмотря на теплый воздух в помещении я задрожала. Неуютно, когда тебя изучают словно диковинную зверушку. Мужчина посмотрел на чемодан, усмехнулся и снова переместил взгляд на мое лицо. На один короткий миг ухмылка смягчила его черты лица, но через мгновение оно снова было непроницаемым.
Собиралась вежливо представиться, но он меня опередил.
— Рекомендации оставьте на столе в кабинете, — мужчина махнул в сторону предполагаемой гостиной. — Вы, как я понимаю, новая горничная. Меня зовут Виктор Разумовский. Впрочем, мое имя вам прекрасно известно. Сразу предупреждаю работы много, просто так отсидеться не получится. Поэтому если не намерены все свое рабочее время посвятить наведению чистоты в доме, лучше нам сразу распрощаться. Я не терплю обмана, но еще больше не переношу лени. Каждая пылинка, обнаруженная после вашей уборки, будет идти вычетом к зарплате. В конце месяца можете остаться ни с чем или получить приличную сумму. За хорошую работу я очень щедро плачу.
В принципе ничего необычного, мужчина нанимает на работу обслуживающий персонал, но каждое слово было пропитано таким ядом и презрением, что мне стало не по себе. Бедная горничная, которая решится работать в доме Виктора Разумовского.
— Вещей немного, это хорошо, потому что выделенная вам комната маленькая. Выходной один в две недели, чаще дать не могу, если только минусом к оплате. Личные звонки в рабочее время строго запрещены. Вы меня слушаете или мне еще раз повторить?
Похоже, мое молчание привело его в бешенство. Глаза Разумовского сверкнули недобрым огнем, губы скривились в гримасе.
— Я вас прекрасно слышу, — прошелестела пересохшими губами.
Хоть я и не была той самой бедняжкой горничной, но меня начало потряхивать. Мое блеяние успокоило Разумовского. Он удовлетворенно кивнул и победно улыбнулся. Наверное, решил, что персонал окончательно запуган и способен трудиться с утра до вечера без выходных только на одном чувстве страха.
— В таком случае переодевайтесь, униформа на кровати в вашей комнате, и немедленно приступайте к работе, — хозяин думал, что я в ту же секунду кинусь исполнять приказание, но я не сдвинулась с места. — Вам что-то непонятно? — Разумовский приподнял бровь. — Хотите уточнить?
— Верно, — меня колотило, поэтому я изо всех сил сжала ручку чемодана. — Если не ошибаюсь, крепостное право отменили в 1861 году, но здесь, похоже, об этом не знают.
Я заметила, как побледнело от злости лицо Разумовского, и морально приготовилась к самому худшему.
— Что?! — на лице мужчины одновременно отразились несколько эмоций: недоумение, ярость и слишком явное желание меня придушить. На последнее я была решительно не согласна и на всякий случай отступила. — Что вы сказали? — выдохнул он и еще сильнее побледнел. Пальцы Разумовского судорожно сжались в кулаки.
Неужели всесильному господину впервые нагрубили? Не могу поверить, что за обещанное мифическое состояние работники продаются с потрохами?
Я всегда была сдержанной и не позволяла с посторонними грубого слова, но на жизненном пути иногда встречаются люди, пробуждающие в нас низменные чувства. Виктор Разумовский оказался как раз тем самым катализатором, вынуждающим ему перечить.
— Крепостное право отменили, но рабовладелец, похоже, не в курсе, — выпалила я, не сдержавшись.
Как же он меня взбесил наплевательским отношением к обслуживающему персоналу, словно они не люди со своими правами и желаниями. И таких несчастных, наверное, целый штат. Терпят его капризы и болезненную страсть к чистоте.
— Крепостное право? — повторил Разумовский, ошалелым взглядом уставившись на меня. — Вы перешли границу, я звоню в агентство! — он заметался в поисках телефона.