— Она умерла? — дрогнул уголок длинной губы девочки словно от обиды.
— Да, — обрубил Леша.
— И ребенок? — уже мягче спросила Ульяна.
— И ребенок.
— Что будешь делать?
— Не знаю, — потер переносицу Леша.
— Моего отца завалили на зоне, про его родственников вообще ничего не знаю. Родители мамы давно умерли.
— Я в курсе.
Леша смотрел на светлый ламинат, на цветастые шторы, на стол, заваленный учебниками. Только не смотри на нее, эта отчаявшаяся девчонка попытается подавить инстинкты. Пора бы научиться действовать по первому порыву, облегчать жизнь, а не усложнять.
— Не отдавай меня в детский дом, — чуть ли не с угрозой сказала она, а потом неожиданно тихо добавила: — Пожалуйста.
Все же Леша посмотрел на нее, чего делать не стоило. Нет, она не ревела, не давила на жалость. Ульяна смотрела на него не по-детски ясным взглядом и ждала.
— Со мной тебе будет херово. Я не умею быть отцом, понятия не имею, что нужно делать. Своего отца я вообще не знал, мать, сколько себя помню, устраивала личную жизнь. Я вырос на улице. Не знаю, как выглядят нормальные семьи, как воспитывать детей.
— Мне не нужен отец. Я научилась жить без него и без мамы научусь. Я не буду тебе мешать, ты меня вообще не заметишь, и денег мне почти не нужно. Я могу быть полезной: приготовить пожрать и убрать в доме.
— Ладно, ложись спасть, завтра разберемся c этой…
Так и не закончив фразу, Леша ушел к себе. Сам он не спал, Ульяна, скорее всего, тоже. На него навалилось слишком много для одного дня. Больше нет любимой женщины, с которой он собирался жить до старости, ребенка, к которому он привык, тоже не будет, зато остается дочка Карины. Карина переехала к нему около года назад, после того как они официально поженились. Только сейчас Леша понял, что практически ничего не знал о ее дочке. Конечно, его напрягло, что у Карины есть ребенок. К его счастью, они устроили все так, что он не брал на себя ответственность за Ульяну. У нее была мать. Мать ее поддерживала, беспокоилась о ней, воспитывала, а он за все это время даже замечания не сделал. Порой они все вместе гуляли или ездили за покупками, Леша нормально общался с девочкой, но всегда воспринимал ее, как дочь Карины.
Ульяне десять и у нее нет родственников, которым он смог бы ее спихнуть. На этом его осведомленность о жизни падчерицы заканчивалась. Варианта всего два: детский дом или самое безумное решение в его жизни.
С выражением чувств и откровенными разговорами у Леши всегда были проблемы. Ему было проще купить кольцо с бриллиантом и сделать предложение, чем признаться Карине в любви. Проявление чувств ассоциировалось со слабостью. В тот раз Леша вновь не переступил барьер, ограничивающий его от другого человека. Все, что он сказал Ульяне утром, чтобы она одевалась и шла к парковке. Ее лицо не было заплакано, как, впрочем, и его, зато на нем остался идентичный след недосыпа. Машины у Леши не было, у него был огромный навороченный байк. То утро было не из лучших в его жизни, и вызывать такси ради Ульяны он не собирался. Если что и может очистить голову, так это скорость и страшный шум. Не сказав ни слова, она села сзади и надела протянутый ей шлем не по размеру.
Рев двигателя, и пусть не останется тошнотворных сомнений. Леше было плевать, что Ульяна может испугаться. Он вообще забыл о ней, в принципе, для этого он и гнал так сильно. Через минут двадцать он остановился в жилом комплексе из элитных высоток и уставился на одно из балконных окон.
— Я думала, мы едем в органы опеки. Что это за место? — спросила Ульяна, кое-как стащив шлем.
— Пошли.
Подбросив в руке, забитой выцветшими татуировками, ключи от байка, Леша пошел к одному из подъездов. Только войдя в квартиру с черновым ремонтов он обернулся к настороженной Ульяне.
— Я хотел сделать сюрприз твоей маме, купил эту квартиру. Она гораздо больше, здесь тихий благополучный район, рядом лес, большой торговый центр. Сначала хотел ее снова продать, потом подумал, что тут будет лучше. Можешь выбрать любую комнату, обставить все, как хочешь. Обои там, мебель, всякая хуйня для красоты.
— Это дорого.