Игорь с Машей вернулись тогда домой. Отцы у обоих были в ополчении, спать никто не мог. Свет погасили – затемнение, приказ. Не брехали дворовые псы, забившись кто куда, кошки нахально лезли к хозяевам на колени, прижимались, словно прося защиты.
И вот тогда-то, в глухой полночный час, из-за мглы и хмари, из ветра и дождя родился долгий и мучительный, рвущий душу вой, даже не прилетевший – приползший откуда-то с залесных болот, к северо-западу от Карманова, где лежала сожжённая Михеевка.
Вой слышали все в городке, от мала до велика. Игорь и Маша в своих домах разом кинулись к окнам – но там не было ничего, кроме лишь пронизываемой редкими стрелами дождя ночной темноты.
И у обоих заголосили младшие братишки с сестрёнками, запричитали матери – а вой повторился, прокатываясь валом, словно возвещая нисхождение чего-то неведомого, но неимоверно, неописуемо грозного и безжалостного.
Тот вой в Карманове запомнили очень надолго.
Кричали что-то на переднем краю, у моста вспыхнул огонь, однако ночь молчала, и немцы, засевшие там, во мраке, ничем не выдавали себя.
Никто в городке не сомкнул глаз до утра.
Серый рассвет вполз в Карманов робко и осторожно. Бойцы, которых комполка не стал держать под осенней моросью, переночевавшие наконец-то в тепле и сухости, заметно приободрились. Об услышанном ночью старались не говорить. Мало ли что там выть могло! В дальних лесах хватало всяких чуд, правда, чтобы их увидеть, требовалось быть магом, но всё равно.
Весь следующий день они вновь ждали. Связь прервалась – верно, фрицы высадили парашютистов, и те перерезали провода, рации у полка не осталось, и даже маг ничего не мог добиться. Так и стояли, в полном соответствии с приказом «Ни шагу назад!».
Но немцы не появились. А ночью жуткий вой повторился, только теперь он доносился куда глуше, словно отодвинувшись далеко на запад. Ближние к Карманову деревни догорели, дождь прибил к земле чёрный пепел, погасил последние красные огоньки тлеющих угольев, и всё замерло в мучительной немоте.
Врага защитники Карманова так и не дождались. На третий день связь починили, на трескучей мотоциклетке примчался посыльный из штаба корпуса, и полковой маг внезапно дотянулся аж до штаба армии. Ещё через день пришло подкрепление, и приободрившийся полк зашагал на запад, провожаемый слезами и благословениями.
…Так оно и закончилось.
Девять лет спустя выросшие Маша с Игорем возвращались домой.
Что случилось с немцами и почему они не атаковали, так и осталось загадкой. И, может, из-за рассказанной деканом истории седьмой группы, а может – из-за сырости подступившей ночи, только обоим казалось, что ждёт впереди что-то недоброе. Таинственное и страшное, как тот далёкий ночной вой.
Улеглись, отвернувшись каждый к стене.
Спали. Под стук колёс и нечастые гудки паровоза. Оставались позади станции и разъезды, городки и городишки – старая ветка дороги шла по местам, где не случилось ни «гигантов первых пятилеток», ни даже «царских заводов».
В полшестого утра приехали.
Толстая проводница долго стучала в дверь – друзей подвели фронтовые привычки: когда можно спать, спи, покуда пушками не поднимут.
На низкую, посыпанную песком платформу кармановского вокзала пришлось прыгать чуть ли не на ходу, потому что проводница никак не могла найти одно из полотенец. Значки столичных магов, выпускников известного на всю страну института, её ничуть не пугали.
– Я фрицев во всех видах повидала! Порядок должон быть, разумеете, нет, товарищи чародеи?
Они разумели.
Вокзал – старый, жёлто-лимонный, с белыми колоннами, поддерживавшими треугольный фронтон – тонул в зарослях цветущего жасмина. Под фронтоном тянулись белые же буквы – «КАРМАНОВЪ» и «ВОКЪЗАЛЪ», ещё старые, поменять которые у горсовета никак не доходили руки. Слово «вокзал» и вовсе, видно, крепил какой-то шибкий грамотей, ибо поставил туда аж два «ера». Ошибка пережила и царских железнодорожных инспекторов, и советских ответработников.
– Хорошо…
Ага, хорошо. Тихо, безлюдно, хотя суббота. Небо безоблачное, и день обещает выдаться жарким. Сейчас народ потянется на огороды, после войны вышла-таки легота, стали прирезать земли, кто хотел. Где-то далеко, в дальнем конце платформы маячила белая рубаха и белая же фуражка милиционера.
Машка недовольно бурчала, то и дело одёргивая платье.
Автобусов в Карманове пока не завелось, хотя разговоры об этом ходили уже лет пять. Но разве ж советскому студен… то есть уже не студенту - молодому специалисту, приехавшему работать, это помеха?