Все это было сказано как бы полушутя, но Денис уловил и скрытую угрозу, и глубокое презрение к нему, Денису Щербакову, крайне мелкой сошке, по мнению Чумакова, и растерянно подумал: «Что это? Привычная для Чумакова поза? Суперменство, ставшее второй его натурой, приведшее в конце концов его в этот кабинет, пересилившее в душе этого человека и память о завещанной отцом-солдатом старинной скрипке в футляре, и романтический ореол вокруг своей профессии, и все добрые порывы…» Денис был поражен цинизмом Чумакова, упрекавшего его в жестокости. Ведь в отношении Юрия Селянина этот респектабельный человек дважды проявил изощренную жестокость. Сначала растлил неокрепшую душу парня, посеял в ней ядовитые семена стяжательства и языческого поклонения деньгам, а потом физически уничтожил, растоптал вышедшего из повиновения раба.
Эти очень горькие и очень справедливые слова Денису хотелось выкрикнуть в лицо Чумакову, но надо соблюдать процессуальные нормы, надо помнить о неписаном кодексе этики следователя. Этот кодекс не позволяет допускать грубость, резкость, окрик по отношению к человеку, сидящему по другую сторону стола, в какой бы глубочайший конфликт не вступил тот с законом. Тот, кто по другую сторону стола, лишен возможности ответить следователю на резкость. Силы не равны. Грубость, окрик следователя — это проявление неуверенности и слабости. А сейчас по другую сторону стола следователя сидел Чумаков и всем своим видом требовал извинений за его нарушенное повесткой спокойствие, человек очень сильный, умеющий рассчитывать слова и поступки на много ходов вперед, беспощадный, уверенный в себе, в непробиваемости и прочности своих заслуг и званий. В поединке с ним нельзя поддаться слабости, раньше времени выказать истинное к нему отношение, дать ему оружие против себя.
Денис, сделав над собой немалое усилие, сказал почти дружелюбно:
— Ну, отчего же сразу в кандалы. Подозреваемый не всегда становится обвиняемым.
— Надеюсь, и меня минует чаша сия. Не возьму в толк, в чем вы меня заподозрили?
— В деле, о котором я вам рассказывал при первой нашей с вами встрече, — Денис старательно выравнивал голос, — возникли неожиданные обстоятельства, и потому у меня появилась надобность допросить вас в качестве подозреваемого в хищениях в особо крупных размерах государственного имущества — деловой древесины, неоднократном получении вами взяток при вашем ответственном положении, а следователь прокуратуры допросит вас об умышленном убийстве Юрия Селянина с целью сокрытия другого тяжкого преступления, то есть в преступлениях, предусмотренных статьями девяносто третьей прим частью второй статьи сто семьдесят третьей и пунктом «е» статьи сто второй Уголовного Кодекса РСФСР.
Всякий человек, услыхав такое сообщение, изменился бы в лице, покрылся испариной, попросил воды, а то и валерьянки. Чумаков лишь облизнул все же пересохшие губы, но даже позы не изменил. В заледенелом взгляде его не проскользнуло ни ужаса, ни потрясения.
И Денис невольно вспомнил о том, что вот также бесстрастно выслушал формулу обвинения сидевший на стуле, где сидел сейчас Чумаков, бежавший из мест лишения свободы Михаил Корякин, уже признанный судом особо опасным рецидивистом, еще при задержании готовый к тому, что его за очередное преступление приговорят к исключительной мере наказания — расстрелу. Но у Михаила Корякина за плечами было почти два десятка лет пребывания в исправительных колониях, побеги, прозябание по воровским «малинам». За сорок лет он не завел семьи, не постиг никакого ремесла и не чтил в своей беспутной жизни ничего, кроме воровского «закона».
И вот Чумаков — респектабельный, действительно заслуженный, не бывший под следствием и судом. Что это? Снова суперменская маска? Крайняя эмоциональная тупость? Бесстрастность робота? Результат многолетней тренировки, тайной готовности к тому, что рано или поздно его настигнет возмездие!..
— И что же мне грозит по этим частям, статьям и пунктам? — осведомился Чумаков и даже вежливо улыбнулся.
— Меру наказания определяет суд. Названные статьи предусматривают длительные сроки лишения свободы, а при особо отягчающих обстоятельствах — исключительную меру наказания. — С этими словами Денис подал Чумакову Уголовный кодекс.