— А знаешь, Лида, можно не подступаться к Чумакову, если уж такой мандраж перед ним. Есть у меня, понимаешь, на примете один здешний парень — Юрий Селянин. Работает в отделе снабжения в хозяйстве Чумакова. И вообще, говорят, Федор Иннокентьевич очень ценит его. Приглашу-ка Селянина на пельмени…
— Ой, Надька, век тебе не забуду такую услугу…
А увидела Юрия Селянина и чуть не позабыла про все дела. Бывают же такие казусы в бабьей жизни. Кажется, ничем этот Юрий не взял — ни ростом, ни статью, ни красотою лица. А как вошел, как взглянула на него Лидия Ивановна, так будто жаркой волной окатило ее.
Не отводила от него заблестевших глаз и вдруг, чего уж давно не случалось с нею, покраснела, поймала в себе желание оплести руками шею этого парня, притиснуть его к себе, обжечь поцелуями еще мальчишеское лицо. Пусть будет что будет. Пусть судят и пересуживают здешние кумушки занятную новость про то, как не первой молодости баба совратила и закружила желторотого юнца… Надька-то Жадова с какой ухмылочкой поглядывает. Почуяла, стерва! Бабы на такие тайны ох как догадливы…
Будь прокляты эти придуманные во зло нормальным людям бесконечные «нельзя». Открыться в любви приглянувшемуся парню — нельзя. Делать деньги, как делал их Рахманкул, — нельзя. Жить на эти деньги в полное удовольствие, жить так, чтобы все лопались от зависти, — опять нельзя. ОБХСС не дремлет…
Лидия Ивановна неприязненно покосилась на Жадову, потом на Селянина, удивленно взиравшего, с чего бы такая гордая и красивая баба то краснеет, то бледнеет, — и сказала ласково:
— Будьте нашим гостем.
Юрий охотно ел пельмени, еще охотнее прихлебывал из рюмочки коньячок и беседу вел самую интеллигентную: об изъянах и достоинствах наших и зарубежных вокально-инструментальных ансамблей, фигурном катании, киноактере Михаиле Боярском…
А в душе недоумевал: с чего вдруг затащили к себе в дом эти малознакомые ему старухи, уставили стол коньяком, дорогими закусками, кормят, поят, слушают будто мудреца, и смотрят такими глазищами, что аж озноб продирает.
Лидия Ивановна, всегда уверенная в своей красоте и неотразимости, чувствовала себя отвергнутой: милый, но неказистый Селянин не обращал на нее никакого внимания.
Лидия Ивановна пожирала глазами этого птенчика и мысленно клялась: когда осуществятся ее планы и у нее будет много денег, она непременно купит, что бы это ни стоило, эти руки, эти глаза, эти губы. Только ради этого и стоит затевать то, что задумала она…
Наконец Жадова согнала со своего лица блаженную улыбку, с какою слушала излияния Селянина, и сказала озабоченно:
— Юрий, значит, такое дело. Гостья наша, Лида, значит, сюда не на побывку приехала, а по государственной надобности. И нужна ей наша помощь.
Юрий положил вилку, отодвинул рюмку:
— Какой же я в государственных делах помощник? Я человек маленький.
— Не такой и маленький, если разобраться, — назидательно начала Жадова. — Снабженец! — Она вскинула к потолку пухлую руку. — К тому же запросто вхож к одному влиятельному человеку.
— К Федору Иннокентьевичу, что ли? — Юрий приосанился. — Верно, у нас с товарищем Чумаковым все нормально, все по уму. А чего требуется? Какая помощь государству? Экскаватор, может? Или кран? Мне запросто замолвить словечко.
— Ты лучше, Юрий, замолви, чтоб принял Чумаков нашу Лидию Ивановну. Да поласковее. Лес ей, понимаешь, нужен, который валите на просеках. Не абы какой, а деловая древесина.
— Лес! — Юрий оживился. — Я обязательно передам Федору Иннокентьевичу. Обещать ничего не могу, но товарищ Чумаков частенько насчет леса беспокоится: как наладить его сбыт, поскольку бесхозяйственность и порча народного добра.
Но или плохо объяснил Юрий Федору Иннокентьевичу нужды Кругловой, или основных дел у него было невпроворот, только встретил он Лидию Ивановну холодно. Едва кивнул начальственно, ткнул пальцем воздух, указуя на стул. А когда Лидия Ивановна с ослепительной улыбкой сказала, что они знакомы: встречались на дне рождения архитектора Лузгина, он лишь плечами пожал безразлично, буркнул: «Возможно». Когда же Лидия Ивановна стала пространно излагать цель приезда в Таежногорск и, желая угодить Федору Иннокентьевичу, его же словами заговорила о нетерпимости к бесхозяйственности и о дружбе народов, помянула о том, что запаслась разрешением райисполкома, он прервал ее властным тоном:
— Короче, гражданочка, короче. Селянин, — Чумаков кивнул на присутствовавшего при их встрече Юрия, — описал мне вашу миссию. И в райисполкоме против продажи вам леса действительно не возражают. Полагаю, не возразят и в тресте. Но я еще на всякий случай свяжусь с главком. Договоримся сразу с вами так: меня ваша коммерция не касается совершенно. Меня по этим вопросам беспокоить не надо. Для решения таких непроизводственных задач у нас существует товарищ Селянин. Так что держите связь с ним. А вообще… Он сделал паузу и энергично пристукнул ладонью по столу: — Я дам только порубочные остатки. А ваше дело найти рабочих разделать лес на просеках, вывезти на станцию, изыскать вагоны, погрузить и отправить по адресам. Нас, то есть механизированную колонну, эти ваши операции не касаются абсолютно. Меня интересует только, чтобы все было по закону. Чтобы имелся договор с колхозами, оплата была предварительная и по чековым книжкам. Вам все ясно? Деньги на кон — и лес ваш.
Лидия Ивановна, подавленная жестокостью этих условий и сложностью разом рухнувших на нее проблем, пролепетала:
— Ясно, Федор Иннокентьевич.
— Ну, коли ясно — по рукам, — удовлетворенно подытожил Чумаков. — Ты, Селянин, отвези гражданку, покажи ей лес на Ганиной гари. Дальнейшее — ее дело.
— Ганиной гари?! — привстал опешивший от чего-то Юрий.
— Именно на Ганиной, — подтвердил Чумаков.
Вдоль просеки шуршали, встряхивали колючими лохмами красностволые сосны. Взвывая мотором, газик подпрыгивал на ухабах и оплетавших просеку корневищах.
Лидия Ивановна в лад этим прыжкам раскачивалась на переднем сиденье и через плечо косилась на сидевшего сзади Юрия.
Да, видно, не властна была над Селяниным даже модная телепатия. Не доходят до него мечты и мысли Лидии Ивановны. Сидит, будто проглотил аршин, насвистывает что-то и даже бровью не поведет.
— Ты, Юрий, всегда такой? — игривым голосом осведомилась Лидия Ивановна.
— Какой такой? — Лицо Юрия каменное. Ни улыбки на нем, ни оживления.
— Серьезный. Угрюмый, — ответила она. А так хотелось сказать: «Чурбан бесчувственный. Пень равнодушный».
— Всегда.
— Да парень ты? Или только так носишь штаны? — зло выпалила Лидия Ивановна и под смех шофера, перед самым носом Юрия, будто в пляске, повела открытыми полными плечами.
А ему все трын-трава. Мямлит, словно спросонок:
— Говорят, парень.
— Кто говорит, тот, может, и проверил. А меня берет сомнение…
Но Юрий то ли сделал вид, что не расслышал ее игривых намеков, то ли были они ему «до лампочки», сказал деловито:
— Все. Приехали. Вот Ганина гарь. Выбирайте товар.
Лидия Ивановна, разом позабыв об уязвленном женском самолюбии, осмотрелась вокруг и едва не вскрикнула.
По обе стороны просеки ровно яростный ураган пролетел. И выворотил из земли корявые березы, тонкостволые осинки, кустарник-недоросток. Свалил, смешал все беспорядочной грудой, намертво переплел ветки, раскорячил иссохшие корневища.
Такой бурелом, завалы этакие не всякий бульдозер осилит, и даже в безлесной Средней Азии никому не нужна эта труха. За такую древесину колхозы не только не оплатят комиссионных, но и саму поставщицу прогонят взашей.
Лидия Ивановна еще раз обвела взглядом груды лесных завалов и, разом позабыв взлелеянную в душе нежность к Селянину, едва сдерживая душившие ее гневные слезы, яростно сказала:
— Ты это куда меня привез, безобразник?!
— Не ругайтесь. Привез, как было при вас приказано товарищем Чумаковым, на Ганину гарь.
— А зачем мне эти банные веники? — Лидия Ивановна всхлипнула.
— Так это же тонкомер-дровяник. Да и не мое это дело. Товарищ Чумаков приказал, я исполнил.