Близнецы Блох привели младшую сестру к их семейному столику. Они издали увидели, что приятели уже разбирают аппаратуру и затаскивают в чью-то длинную машину.
Галь крикнул: "Ребята, погодите! Я же просил без нас не трогать!" – "А что нам делать, если у вас нашлись дела поинтересней!" – "Да мы сестру должны были в семью вернуть… Забрела к каким-то…" – пытался объяснить Гай, но Галь сильно толкнул его в бок и прошипел: "Молчи, придурок! Зачем ребятам знать, что у нас такая сестрица…" И они оба, оставив, наконец-то, Ширли в покое, направились помогать приятелям.
Тим мерил шагами Лужайку, сжимая в руке фелиофон. Офелия незаметно испарилась, перед тем чмокнув его в толстую щёку и прошептав: "Пойду, посижу в твоей машине.
Там мне всегда славно работается. И ты не задерживайся, пупсик…" Впрочем, далеко она не ушла: забралась, как и обещала, в машину Тима и занялась обработкой записанного на диктофон материала. Тим изобразил лёгкую обиду и разочарование, по-детски надув губы, но ей в спину облегчённо вздохнул и принялся выписывать круги и восьмёрки вокруг семейства Блох. Изредка он украдкой поглядывал на Рути, которая всё ещё сидела в кресле с наушниками на ушах, и на её лице было такое блаженное выражение, что сразу стало ясно: от музыки, которую она слушает, она ловит самый настоящий кайф. По тому, как она тихонько мурлыкала мелодии, как отстукивала ритм маленькой ручкой по пухлой коленке, было ясно, что это явно не любимый её сыновьями силонокулл. Тима она словно не замечала.
Жизнь семьи Блох вернулась в обычное русло. Нынешняя серьёзная ссора такого накала между Ширли и близнецами, да ещё у всех на глазах, произошла впервые, и можно было считать её случайной. Мало ли чего не бывает между детьми-подростками!
Наконец, Рути поднялась, попросила Моти собрать и отнести в машину вещи. Глядя как бы сквозь Тима, она холодно проговорила: "А что тут делают посторонние?.." Тим тихим голосом проговорил: "Я к мальчикам, а не к вам с Моти подошёл… Имею право!.. Напрасно ты так, Рути!.. Потом поймёшь…" – и он, резко развернувшись, направился к своей машине, в которую Офелия уже загрузила всё привезённое ими для пикника оборудование. Он был доволен, что она основательно углубилась в обработку материала и не видела, как он вокруг Рути прогуливался, а та едва удостоила его выражением равнодушного презрения.
Рути взглянула на дочь: её выражение лица чуть не пело во весь голос, что она пережила нечто очень приятное, а теперь немного расстроена, что всё позади. Рути вопросительно на неё глянула, и Ширли, как бы отвечая на молчаливый мамин вопрос, медленно и мечтательно заговорила: "Мамуля, я познакомилась с очень хорошими ребятами, с приятной семьёй. Помнишь, мы маму и девочек встретили в кондитерской?
Это семья Дорон". У Рути перехватило дыхание: "Да?.. Ты… с ними… познакомилась?.. Зачем тебе это?.." – "Почему нет? Они такие приятные и милые!
Они тебе понравятся, тем более с Нехамой, как я поняла, ты уже была знакома! Её дочка – моя новая и самая лучшая подруга. Они знают и бабулю с дедулей!.." – "С чего ты решила, что она самая лучшая твоя подруга? У тебя что, нет хороших девочек в твоём классе? Из Эрании-Далет?" – "Ну-у, мамуль!.. Мне с нею, вообще с ними… было так хорошо, как давно не было!.. И её родители… Мамочка, ты же с нею дружила когда-то!" – "Как будто у меня мало подруг! Ещё Нехамы в парике, да из Меирии, мне не хватало!" – "Она вовсе не в парике! У неё очень красивая шляпка! Ты разве не помнишь?" – "Не помню!" – резко бросила Рути и тут же пожалела об этом, потому что дочь воззрилась на неё с недоумением и обидой, надув губки: "Ну, почему-у, ма-ам?.." – "Потому! Впрочем… как хочешь… Я не советую тебе с ними общаться, но запретить не могу! А меня уволь!" Но тут Рути снова поймала недоумённо-обиженный взгляд дочери и немой упрёк в глазах мужа, который чуть заметно покачал головой. Она тут же поняла, что её необъяснимая вспышка раздражительности может быть неправильно истолкована и может вызвать противоположную реакцию у дочери-подростка. Рути неловко улыбнулась дочери и проговорила: "Ты у меня разумная, хорошая девочка, и плохому не научишься.
Правда ведь? Дружи, с кем хочешь, но с ними… пожалуйста, вне дома. Ты же знаешь, кто к нам в дом вхож… И я не хотела бы, чтобы люди видели, что девчонка из Меирии тоже приходит в наш дом, чтобы смеялись над нами…" – и Рути густо, почти до слёз, покраснела. Она вдруг вспомнила, что к "этим из Меирии" относятся и её родители, и её братья, и сестра, и племянники.
Несколько поодаль её мальчики с загадочной ухмылкой переглядывались и сердечно прощались с Тимом, который усаживался в машину рядом с пышущей яростью Офелией.
Не то, чтобы Офелия всерьёз ревновала своего законного любовника к его безнадёжной любви, этой толстой квашне, которая никогда не сможет избавиться от неэлитарных замашек, приобретённых в доме её родителей-досов, наверняка, грубых фанатиков. "Ишь ты! Классику ей подавай, музыкантше! А силонокулл, который любят её сынки, у неё зубную боль вызывает!" Правда, иногда поиграть в ревность – полезно. Да и Тимми неплохо мозги на место вправить!..
Не слишком ли много отрицательных эмоций перемешалось с положительными на этом Дне кайфа?.. – мелькнула мысль у Рути, пока она наблюдала за мужем, тащившим и загружавшим в багажник машины мангал, столик и стулья.
В тот же самый момент та же самая мысль пришла в голову Ноаму, сидящему в автобусе, подъезжающем к Меирии и развозящем группу религиозных лулианичей с семьями по домам. Провожая взглядом очень понравившуюся ему девочку, он увидел, как её остановили те самые парни, которые более полутора лет назад избили его и изуродовали ему лицо. Он неожиданно для себя понял, что это её родные братья. Ну, да, она же называла себя – Ширли Блох, а они, обидчики, братья Блох! И он вспомнил… …Тогда это вылилось в настоящую драку. Его, спокойного и совсем не драчливого подростка, втянули в неё против воли. Тогда и нос ему изуродовали, и уродливый розовый шрам с тех пор украшает правую бровь…
Сидя на уроке в йешиве, Ноам и его товарищи услышали с улицы усиленный электроникой голос кумира светской молодёжи неподраж-ж-жаемого Виви Гуффи, который в сопровождении диких шумовых эффектов горланил одну из оскорбительных для йешиботников песню. Неестественно высокий тенор кумира юных элитариев назойливо лез в уши и мешал сосредоточиться. Мальчики пытались заткнуть уши, но это не помогало. Раввин поморщился и вышел из класса, сердито проворчав: "Сначала постараемся их усовестить… Если не поможет, позвоним в полицию…" Запел переливистый звонок на перерыв. Обнаружив, что музыка стала только громче, мальчики сразу из нескольких классов выскочили на улицу. Там они увидели с полтора десятка их ровесников в футболках с эмблемами престижной эранийской гимназии Галили и в искусно надорванных в разных местах джинсах. Вооружившись портативными плейерами, включёнными на полную громкость, парни как бы невзначай прогуливались под окнами меирийского йешиват-тихона hилель, вызывающе поглядывая на окна. Увидев высыпавшую из йешивы толпу своих сверстников в кипах, Галь и Гай, стоявшие ближе всех к забору, торжествующе подняв правой рукой плейеры, сразу же угрожающе выставили локти левой руки. Вся компания вразнобой завопила: "Досы-ы-ы нас избить хотя-а-ат! – Хулиганы пейсатые! – Оборвать им пейсы!" Ноам увидел, как лица его товарищей запылали от гневного возмущения. Кто-то сжал кулаки и сделал шаг навстречу компании с орущими плейерами в руках. Он вышел из толпы однокашников и, стоя к ним вполоборота, негромко заговорил: "Ребята, не надо! Постарайтесь обойтись без драки… Ведь они… Просто энергии избыток – вот и хочется покуражиться!.. Они просто запутались, но они наши братья! Не начинайте с ними!
Лучше убедите…" Товарищи удивлённо застыли – Ноама уважали, хотя согласиться с ним не могли, да и врезать обидчикам казалось необходимым. Ноам уже заговорил с гимназистами, попросив не мешать занятиям и идти со своей музыкой в другое место – есть ведь и пустыри, и пляжи в Парке, и тихие аллеи, и всё это под боком…
Неожиданно он услышал ломкий голос: "Этот пейсатый хиляк себя за нашего старшего брата держит? Это мы-то, элитарии – запутавшиеся братья досов?! Мерзкая скотина!