Близнецы с глазами, полными слёз, потирали щёки. Они не уставали поражаться необычайному сходству голоса и интонаций Ад-Малека с голосом, а главное, с фанфарисцирующими интонациями Арпадофеля. Им только хотелось бы знать, заметил ли Тимми это сходство. Их лица сияли экстазом. Они с робким обожанием снизу вверх смотрели на таинственного кумира, который оказался вдруг так близко к ним, что позволяло ощутить всю силу источаемых им удивительных ароматов, причудливо сочетающихся с его композициями, победно сверлившими их уши. О, как бы им хотелось освоить силонофон по-настоящему (впрочем, что это такое, они, как почти все элитарии, имели смутное понятие), играть на нём с той же космической мощью и страстью – и вот, похоже, их желание сбудется, и очень скоро!.. Тогда в гимназии Галили, вообще в Эрании-Далет, не будет им равных!
Пока Тим доставал и разливал коньяк по узким фигурным стопкам, силонофонист, дав понять, что он не пьёт, ловко уселся между Галем и Гаем, ловким, почти неуловимым движением ухватил свою трубочку, которая уже начала своё падение на землю, и со смаком присосался к ней, хитро поглядывая на близнецов. Галь сделал робкое движение рукой в сторону трубочки. Потом так же робко убрал руку. Великий человек сделал вид, что ничего не заметил. Он только вытащил из кармана своего необъятного плаща две толстые коротенькие сигары и под столом протянул братьям.
Украдкой поглядывая на Тима, они схватили их, там же, под столом, прикурили – и тут же закашлялись.
Подарок кумира оказался набит неведомыми им листьями или травой – от следующей затяжки оба ощутили что-то вроде состояния парения в невесомости. Это их воодушевило, и они продолжали тянуть обладающий странным вкусом и запахом дымок.
Скоро им уже казалось, что в невесомости пребывают все сидящие за их столиком, да и сам столик парит где-то между затейливо переплетающихся и плещущихся в пространстве лент белого, зелёного и багрового оттенков, а между ними почему-то время от времени плескались похожие на медуз пятна чёрного цвета. Ад-Малек расхохотался раскатистым, громовым хохотом, который показался мальчишкам новым затейливым пассажем силонокулла. Это мгновенно вывело близнецов из состояния невесомости, словно бы резко сбросив на землю. Галь тихо прошептал брату: "Ух ты-ы!
У него и голос – силонокулл?!". Кумир незаметно обнял и вдруг сильно прижал к себе обоих мальчишек, но тут же отпустил и уставился сквозь непроницаемые очки на Тима.
Пительман по-прежнему ничего не замечал, а может, попросту счёл происходящее совершенно нормальным и естественным. "Это здорово, – думал он, – что виртуозы уже обо всём договорились с боссами: они не только согласны участвовать в угишотрии, но и в будущей Великой Реконструкции!" 60-процентная доля Ад-Малека от доходов в процессе реализации проекта не казалась ни Тиму, ни, как видно, его боссам, чрезмерной.
Бакбукини как бы между делом поведал о результатах переговоров с неким миллионером и спонсором культурных проектов в развивающихся странах, херре Шугге Тармитсеном. По словам Куку, херре Тармитсен сам изъявил желание – на особых (секретных) условиях – финансировать проект, правда, не без помощи Ори Мусаки-сан. Пительман счёл нормальным и естественным, что херре Тармитсен специально оговорил (и передал через синьора Бакбукини) специфическое и непременное условие своего участия. То есть, лично его спонсорские усилия в огромной мере направлены на экономическое и культурное развитие родины сахиба Ад-Малека – бурно растущего посёлка Аувен-Мирмия (который совсем недавно был маленькой сонной деревушкой, затерянной в жарких песках). А также – на модернизацию силонофона, буде таковая потребуется, – и это помимо законно причитающихся тому 60%, о которых уже было всё обговорено. Об этом и шла неспешная беседа под коньячок между Тимом и кумирами. В знак особой симпатии сахиб Ад-Малек даже предложил Тиму затянуться из своей трубочки, но тот мягко отказался: "Сейчас не время!" – и еле заметно кивнул в сторону своих юных друзей.
Ребята плохо вслушивались в то, о чём договаривались старшие. Но специфическое условие херре Тармитсена, озвученное синьором Куку Бакбукини, даже их насторожило. Зато их мудрый друг Тимми даже ухом не повёл. Какое имеет значение то или иное условие спонсора! Ведь в нынешней непринуждённой встрече главным итогом было то, что с – ним, – полномочным представителем "Лулиании" и лично босса Мезимотеса! – согласились! – говорить! – великие! – виртуозы! Это – огромный успех дипломатической миссии Тима Пительмана! А ещё он исполнил сокровенное желание сыновей умника Моти Блоха – познакомил с солирующими виртуозами Ори Мусаки-сан. Тем самым Пительман ввёл их в святая святых, привлёк к грядущей (на сегодня тайной от всех и вся) Великой Реконструкции. Отсюда уже не будет им возврата, даже если они по каким-то своим причинам всё-таки захотят вернуться к маме-папе. Тем самым Тим ещё сильнее привязал мальчишек к себе.
Он не хотел лишний раз задумываться, какое тайное желание сахиба Ад-Малека он, не предполагая того, исполнил… Он погружался в свои сладкие мечты: глядишь, наконец-то, спустя много-много лет через мальчишечек откроется для него, Тима, душа их матери, на которую эти лапочки так похожи… Как знать!.. Если честно, слишком активная и въедливая Офелия ему давно порядком надоела. Но самое главное – отобрать Рути у чересчур удачливого красавчика! Если бы он мог распоряжаться собой без участия папашиного друга Минея Мезимотеса и без всяких привходящих обстоятельств, он бы давным-давно поменял Офелию на… Но тут Тим виновато глянул на сыновей любимой женщины, её сыновей от давнего приятеля и вечного соперника, и вздохнул.
Наконец, Тим, довольный результатом контакта с творцами силонокулла, встал, пожал руку сначала синьору Куку Бакбукини, затем сахибу Ад-Малеку и позвал мальчишек, которые никак не могли оторвать восторженных взоров от великого силонофониста, от его огромных очков. Что-то сахиб Ад-Малек сказал мальчикам, что-то они, восторженно улыбаясь, ответили. На прощание он крепко обнял обоих мальчиков, и так задержал их, незаметно пощипывая, пока синьор Бакбукини не подошёл и не схватил его крепко за плечо, не оттащил от мальчишек. Близнецы, попрощавшись с кумиром с выражением детского восторга на лицах, направились с Тимом к машине, долго оглядываясь и задерживая свои взоры на обеих длинных мрачных фигурах, на лицах в огромных очках, затуманивающихся по мере удаления от них.
Перед тем, как забраться в машину, оба близнеца неожиданно для Тимми приподнялись на цыпочках и крепко поцеловали его в обе щеки. Тим с изумлением взглянул на близнецов и покраснел. Только теперь Тим догадался взглянуть на часы: они показывали 4 часа утра. "Ой, сладкие мои! Мы ж тут целую ночь просидели!
Поехали, скорей поехали!" – "Ой, Тимми, а что daddy скажет?!" – "Ай, не переживай, лапуль… Вы же со мной!.. Папочке вашему не до вас. Кроме того, вы уже достаточно взрослые люди. Так что можете быть спокойны!" – и он ласково улыбнулся близнецам, которые от обилия странных, хотя и приятных впечатлений несколько обалдели. Больше они не заговаривали о своих страхах перед реакцией родителей на их слишком поздние прогулки.
2. Блюз последнего луча солнца
Ханукальные каникулы После того, как Ширли увидела на сцене своего двоюродного братишку Цвику и услышала его звонкий голосок, она загорелась желанием непременно возобновить отношения с Магидовичами. Несколько раз она заводила с мамой разговор на эту тему: "Мам, ну, почему бы нам не помириться с ними! А-а!.." Рути находила тысячу причин увести разговор в сторону. Но девочка не отставала. Она, конечно, старалась, чтобы это не дошло до ушей отца, реакцию которого на эти разговоры она плохо себе представляла. А главное – чтобы случайно не услышали братья, которых приводила в страх и ярость сама мысль об отношениях с родичами из Меирии, отсталыми и фанатичными по определению. Их до смерти пугало, что такое родство навеки опозорит их перед элитариями, перед всем их кругом общения, без которого они уже не мыслили своего существования. Наконец, Рути надоело выслушивать нытьё дочери на эту тему, и она ей сказала: "Ширли, ты уже большая девочка, и я не могу тебе запретить общаться с теми, с кем ты хочешь. А уж тем более с моими родными, – и она вздохнула. – Раз уж ты с Доронами дружишь, логичнее – и приличнее! – было бы общаться в Меирии с родными, а не с чужими людьми. А мы с папой… – Рути замялась, потом, густо покраснев, пробормотала: – Не суди нас строго, но… не я это решаю… Что до мальчиков… сама понимаешь… не мне тебе объяснять…" – и Рути быстро отвернулась.