Сквозь щелястую дверь блиндажа внезапно донеслось тарахтение мотора и скрипнули тормоза. Мирошников мельком взглянул на часы и даже приложил их к уху, чтобы проверить, не остановились ли они.
— Что-то рано, — заметил он.
— Это не наш «виллис», — пояснил Кирюхин, — слышите, как тарахтит? Это «эмка».
За дверью послышался голос часового, и следом глухой басовитый баритон приезжего. Кожаные петли скрипнули, и в блиндаж, согнувшись, втиснулся коренастый офицер с тремя шпалами НКВД в петлицах. Был он для капитана несколько староват, или седые виски делали его на вид старше своих лет. А может, в этом были виноваты глубоко посаженные цепкие глаза и короткие жесткие складки у сжатых губ.
— Встать, смирно! — приказал Мирошников, поспешно одернув гимнастерку и загоняя складки на спину.
Кирюхин встал и принялся застегивать верхнюю пуговицу. Вошедший окинул быстрым хищным взглядом полутемный блиндаж с его обитателями, и остановил свой беглый обзор на столе.
— Уполномоченный особого отдела ОГПУ при батальоне младший лейтенант Мирошников! — четко доложил особист. — Снимаю показания задержанного рядового Кирюхина.
— Ну-ну, — сухо заметил вошедший, кивнув на полупустые стаканы. — Я вижу, как снимаете… Вольно… Я — новый оперуполномоченный особотдела дивизии, капитан Строгачев. Прибыл забрать у вас рядового Кирюхина. Теперь это дело дивизионной контрразведки. Вот бумаги, ознакомьтесь и вызовите конвойных — мы уезжаем немедленно.
— Бекетов! — позвал особист, взглянув на предписание.
В блиндаж, сверкнув примкнутым штыком, заглянул конвойный.
— Сопроводи задержанного в машину капитана, — приказал Мирошников, стараясь не глядеть на Кирюхина.
— Прощайте, товарищ младший лейтенант, — сказал Кирюхин. — Спасибо за чай.
Мирошников промолчал. Задержанный заложил руки за спину и вышел, сопровождаемый тенью конвойного.
— А мне чаю не предложите? — спросил капитан.
Мирошников так же молча выплеснул остатки заварки в угол, ополоснул стакан и налил его до краев. Капитан присел к столу и отхлебнул темный горячий напиток.
— Крепкий, — похвалил он. — Хорошо. Люблю все крепкое. А некрепкое не люблю. Жалеешь парня, лейтенант?
— Младший, — поправил Мирошников.
— Вижу, жалеешь.
— Ведь расстреляют ни за что, — тихо сказал особист.
— А если — «за что»?
— У меня на него ничего нет, кроме этого дурацкого рапорта. Отзывы по службе положительные. Имеются боевые награды и поощрения. Анкета чистая. Комсомолец. Так, написал рапорт один дурик. Да ведь они все пишут. Видели бы вы, сколько. На приятелей, на командиров. На меня даже, было, в полк писали…
Мирошников потянулся за папиросами, достал одну и принялся нервно разминать ее в пальцах, продувать и постукивать по крышке коробки, пока не увидел у самого носа вспыхнувшее пламя зажигалки.
— Прикуривай, — приказал капитан.
Мирошников неторопливо обмял бумажный мундштук и прикурил, стараясь больше не выказывать волнения.
— Недавно в органах? — участливо спросил Строгачев.
— Второй месяц, — ответил негромко Мирошников. — Нехватка кадров после контрнаступления.
— Ясно, — сказал капитан. — Ничего, привыкнешь.
Лейтенант поперхнулся крепким дымом и хрипло раскашлялся.
— Он, правда, в чем-то замешан?
— А ты хочешь мне что-то сказать? — спросил капитан.
— Нет, — ответил Мирошников.
— Ну, тогда мне пора. — Строгачев поднялся и оправил гимнастерку. — Спасибо за чай. Хороший, крепкий. Люблю, понимаешь, все крепкое. Характер у меня такой.
Капитан повернулся к выходу, и тогда Мирошников торопливо заметил ему вслед:
— Он сказал, что за него поручится лейтенант Стрельченко.
— Да, — сказал капитан, приостановившись на секунду, — я был прав — привыкнешь.
Выйдя из блиндажа, он ловко, не по годам, перемахнул на бруствер, прошел к машине и распорядился конвойному:
— Свободен.
— Товарищ капитан, без конвоя не положено, — возразил Бекетов.
— Я сказал — свободен, — отрезал Строгачев. — Задержанный, в машину. Сержант, заводи.
Капитан втолкнул Кирюхина на заднее сиденье и втиснулся следом. Двигатель «эмки» завелся с пол-оборота, и шофер сразу воткнул первую передачу.
«Не полож…» — донесся в последний раз голос конвойного, но машина уже вырулила на дорогу и понеслась в сторону КПП. Там капитан тоже особо не церемонился. Мельком взглянув на лица проезжавших и корочки ОГПУ, постовые без вопросов подняли шлагбаум. «Эмка», прищуренно сверкая щелевыми фарами, помчалась в синие сумерки.