— Да он дышит еще!
И он дышал, цепляясь за жизнь, как делал это, задыхаясь от дыма в горящей кабине, а потом — в соленой морской воде, и почему-то на ум приходило сравнение: я же опомнился, когда Меропа… Чувство было тем же самым, он тонул, терял сознание, но упорно выплывал на поверхность, чтобы глотнуть воздуха и продержаться еще немного, и еще… потому что обещал, и…
— Папа! — услышал он и попытался открыть глаза, но тщетно. — Папа, слышишь? Да? Не бойся, я здесь. Раз реагируешь, значит, живой, а остальное я исправлю!
Если бы Риддл-старший мог, он бы засмеялся, но он был не в силах даже моргнуть.
— Меня не хотели выпускать из школы, — тихо говорил Том, держа его за руку. — Там, видишь ли, безопаснее! Будто я сам не знаю… И я бы остался, ты же велел беречь себя, но после того письма… не смог. Не знаю, что именно я там у них разнес, но вернулся.
«Какого еще письма?» — подумал тот, ощущая, как кто-то словно бы гладит мягким перышком виски. Он просил сына не лезть в чужие мысли, но как быть, если ты даже мычать не в состоянии?
— Дедушка написал, — ответил Том. — Я всё слал и слал сов… к тебе — бесполезно, они просто не долетали. Тогда я отправил нескольких домой, но никто не отзывался. Я просил директора, деканов отправить меня сюда, ну хоть самим проверить, что с вами со всеми такое… Они отказались…
Том коротко хохотнул.
— Маггловские войны — не их дело! А мой приют — я уже узнал, — разбомбили. Почти все выжили, даже засранец Стаббс, а Фланни погибла. Не побежала за всеми, когда пожар начался, сидела и мычала, как всегда…
Он долго молчал, потом сказал:
— Я сбежал к чертовой матери. Плевать, пусть исключают. Мне нечего там больше изучать.
«Да как дед тебе написал-то?!»
— Просто, поймал мою сову за хвост и сунул ей в клюв записку. Думаешь, они с бабушкой вовсе ничего не понимают? Ну, что я… не совсем обычный? Они из ума не выжили, и за дураков ты стариков не держи, вот что. Дед сам слёг, когда тебя привезли таким вот, но скоро поднялся, потому что… ну, потому что не мог же он бросить бабушку с тобой совсем одних?
Том шмыгнул носом и добавил:
— Я обещал не воровать. Но больничное крыло все-таки обнёс, выволок, что сумел. Дома я такого не сварю, не из чего… Пей, — он осторожно приподнял отцу голову и поднес что-то к губам. — Должно помочь, я всё выспросил у школьного медика. Раз мозги у тебя работают, остальное починить не сложно. Я же волшебник, как-никак!
Риддл-старший чуть не захлебнулся нестерпимо горьким питьем, но покорно проглотил. Волшебство или нет, жить ему хотелось нестерпимо, и не в растительном состоянии, а… ну хоть как отец после первой войны, с осколками в груди и ноге, вечными болями, риском умереть в любую минуту, если клятый осколок дойдет до сердца, но способным передвигаться и разговаривать!
4
Когда он открыл глаза…
Что? Открыл?..
Он посмотрел в потолок, увидев с детства знакомую трещину, почему-то напоминающую Иггдрасиль, — ее как ни заштукатуривай, все равно проступает, покосился в сторону — за окном рассветало, в другую — Том сидел возле кровати, уронив голову на скрещенные руки.
— Эй… — едва слышно позвал Риддл-старший, вернее, попытался — из горла вырвался только хрип, но Том подскочил, как ужаленный. Глаза его были обведены темными кругами, он осунулся и казался бледнее обыкновенного, будто не спал несколько ночей кряду. Должно быть, и впрямь не спал…
— Сейчас… — проговорил он, гремя какими-то пузырьками и склянками на прикроватной тумбочке. — Ты только не уходи туда снова, папа, не закрывай глаза, я сейчас… Ну, давай…
На вкус зелье было еще омерзительнее прежнего, но зрение окончательно прояснилось, дышать стало легче и даже получилось выговорить:
— Ты как… тут…
— А ты разве не слышал? — шепотом спросил Том. — Я же говорил позавчера — сбежал. Учебный год только начался, а тут такое… К черту! Я взял с собой все, что смог унести, ушел потайным ходом, навьючил барахло на фестрала — это такой адский конь, водятся они в Запретном лесу, — и улетел. Даже если за мной придут… палочка при мне, а у дедушки есть ружье. Да и, подозреваю, большинство рады будут никогда меня больше не встречать, совсем как приютские!
«Уголовник малолетний», — взглядом сказал ему отец.
— Плевать, — повторил подросток. Да какой подросток, уже юноша! — Никто меня не остановит, если дело идет о жизни и смерти. Ты не пытайся говорить пока, нужно время, чтобы речь восстановилась. Просто думай, я же могу слышать… Помню, помню, обещал не лезть в мысли, но что делать, если иначе никак?