Фенечка. Я слышала, вы вчера весь вечер плясали.
Дуняша. До пяти утра. Ох, как хорошо печет!
Фенечка. Ну и как?
Дуняша. Хотите знать, приглянулся ли кто-нибудь? (Садится.) Вот скажите, Фенечка, помните тех парней, когда мы вместе ходили с вами на танцы — помните, как смеялись и как весело было?
Фенечка. Помню.
Дуняша. Ну и куда они все подевались, эти парни? У них что, нет братьев? Теперь приходят только одни полупьяные жеребцы.
Только и знают что сказать: «Бог ты мой, какое богатое тело!»
Фенечка смеется.
Правда. Так вот и сказал вчера этот верзила. А если бы не он, то другой сказал бы, какой-нибудь старый греховодник, глаза полузакрыты, а руки так и шарят по заднице.
Видит, как Павел входит с книгой под мышкой.
Быстро встает. Павел типичный «европеизированный» русский девятнадцатого века — одевается на английский манер, говорит по-французски.
Внешне поникший, однако способен на сильные и глубокие чувства.
Боже, Портновский манекен идет. Должно быть вас заметил.
Фенечка. Не уходите, Дуняша. Останьтесь со мной.
Дуняша. Вам в самый раз управиться с этим старым козлом. А мое место на кухне.
Фенечка. Прошу вас.
Дуняша. Уж больно вы мягки. Сказали б ему, чтоб убирался подальше.
Она поднимается, делает реверанс и быстро уходит, оставив корзину.
В отношениях Фенечки и Павла есть определенная неловкость. Он смотрит на коляску, затем на Фенечку.
Павел. Мешаю?
Фенечка. Нет. Вовсе нет.
Павел. Мне хотелось только попросить вас… сегодня, кажется, в город посылают?..
Фенечка. Да.
Павел. Велите купить для меня…
Фенечка. Чего купить?
Павел. Чаю. Зеленого чаю. Пожалуйста.
Фенечка. Конечно.
Павел. Полфунта довольно будет, я полагаю.
Фенечка. Слушаю-с.
Павел. Merci bien[1]. (Склонившись над коляской.) Экой бутуз. У него сильные пальчики. Может, будет виолончелистом, как отец. Как вам ваша новая спальня, Фенечка?
Фенечка. Замечательная. Солнце с самого раннего утра.
Павел. Я часто вижу ночью свет в вашем окне.
Она встает и собирает вещи.
Фенечка. Это их светлость — зубик режется. Ну, говори, негодник, режется у тебя зубик? Не даешь спать мамочке ночью?
Павел. Ти es tres belle[2].
Фенечка. Что?
Павел. Гляньте, не хочет отпускать меня.
Фенечка. Ну, отпусти же дядю, Митя.
Павел. Фенечка…
Фенечка. Снесу его, пожалуй, в дом. Солнце больно сильно печет.
Павел. Я хочу только сказать…
Его прерывает появление Прокофьича слева. Он старый слуга, ведет себя исключительно официально и с достоинством; однако в данный момент крайне взволнован и даже можно сказать растерян, поэтому практически бежит и громко объявляет:
Прокофьич. Прибыли! Вернулись! Молодой барин, Аркадий, вернулись!
Павел. Рано как! Должно быть, мчались на всех парах!
Прокофьич. Тарантас уж здесь стоит! Вернулись! Вернулись!
Павел. Повеселей будет теперь.
Фенечка. Да.
Павел. Фенечка, простите меня, если…
Прокофьич. Тарантас здесь! Молодой барин Аркадий прибыли! Аркадий приехали домой из Петербурга.
Прокофьич уже на веранде и кричит в гостиную, Появляется Н иколай с виолончелью в руке.
Он немного прихрамывает. Добрый, благородный, временами рассеянный и неловкий, но всегда хорошо ориентируется в происходящем.
Тарантас здесь! Аркадий дома! Вернулись! Вернулись!
Павел. Ну будет, Прокофьич, мы слышим тебя.
Николай. Слышали новость?
Павел. Вроде бы да.
Николай. Аркадий приехал из Петербурга. Замечательно! Где Петр? Петр! Ну помогите же кто-нибудь ему с багажом. Пойди и встреть его, Павел. (Фенечке.) Он, видимо, проголодался с дороги. Нет никакого порядка в доме. Так гостей не встречают. Петр! Нет, мне придется вздуть этого бездельника.