Базаров. Аркадий.
Аркадий колеблется и в порыве обнимает его.
Аркадий. И плевать мне на все, что ты сказал! В середине сентября! После экзаменов! Можешь не сомневаться! И не один, а два бочонка пива! (Отпускает Базарова. Он плачет.) Ну, давай же ты, проклятый негодяй! Катись к черту! Пошевеливайся! Пошевеливайся!
Толкает Бзарова впереди себя. Они выходят. Николай идет следом, затем Павел.
Он идет, Прокофьич! Вот твой пассажир!
Фенечка одна на сцене. Она слушает голоса за сценой. Один перебивает другого.
Николай (за сценой). Поставьте сумки у ног!
Аркадий (за сценой). Где твой пиджак?
Павел (за сценой). Счастливо, Евгений!
Базаров (за сценой). Большое спасибо.
Аркадий (за сценой). Все в порядке?
Базаров (за сценой). Я оставил где-то книгу.
Аркадий (за сценой). Вечно ты. Дурак.
Базаров (за сценой). Еще раз спасибо.
Николай (за сценой). Удачи на экзаменах.
Аркадий (за сценой). В середине сентября! Можешь не сомневаться!
Павел (за сценой). Счастливого пути.
Аркадий (за сценой). Привет отцу и матери.
Базаров (за сценой). До свидания.
Аркадий (за сценой). Напиши мне, Базаров.
Базаров (за сценой). Напишу.
Николай (за сценой). До свидания.
Хор прощальных слов. Фенечк а машет в знак прощания и говорит спокойно: «До свидания». Дуняша, наблюдавшая за церемонией прощания из гостиной, выходит и становится рядом с Фенечкой. Фенечка оборачивается и замечает ее. Дуняша безутешно рыдает.
Дуняша. Только поманил бы меня пальчиком… побежала б за ним как собачонка…
Фенечка. Боже, Дуняша…
Дуняша. Видит бог, это правда, Фенечка. Только поманил бы…
Она бросается в объятья Фенечкии рыдает. Фенечка сдерживает ее.
Фенечка. Ш-ш-ш! Знаю, Дуняша. Знаю. Знаю.
Ранний сентябрь. После полудня. Столовая в доме Базаровы Х.Василий стоит у обеденного стола, как всегда, собираясь закурить трубку. Аркадий сидит в конце стола, неподвижно смотря в пол. (Сидит он не там, где сидел в третьей картине первого акта.) Он едва осознает, что Василий говорит. Василий постоянно улыбается, как в первом акте, он даже более оживлен и энергичен. Но это холостая энергия, и вскоре становится ясно, что он даже забывает, о чем говорил, отсюда повторения в его речи. Он на грани срыва.
Василий. Да, да, это был незабываемый обед. Я помню каждую мелочь с предельной ясностью. Да, то было самое счастливое событие в этом доме. Мы же ждали вас так долго — годы, господи боже! И вот вы сидите в этой самой комнате, вокруг этого самого стола. Я сейчас могу сказать… я это осознавал и тогда… одно ваше присутствие согревало старую кровь. Omnia animat, format, alit, как говорил Цицерон… omnia animat[25]… Не очень похоже на Цицерона, да? Да, этот обед никогда не забыть. Событие, источник самых богатых и теплых воспоминаний… я так говорю, моя ласковая? (Он смотрит кругом и понимает, что ее здесь нет.) Постойте, как она нас всех рассадила? Я сидел здесь. Она там. А вы сидели на месте, где сидите сейчас. Евгений сидел вон там. Помню особо один момент. Я рассказал вам историю о майоре, который занимался врачеванием «на благо общества»; и вы оба пристально посмотрели на меня, а затем так засмеялись, оба, упали на стол, в конвульсиях были от смеха, не могли слова вымолвить! Этот момент я особенно помню. «На благо общества». Ни говорить, ни пошевелиться не могли.
Шаркая, входит Тимофеич. Он выглядит еще более дряхлым. Возится с посудой на столе.
И Тимофеич нам прислуживал. Так, Тимофеич?
Тимофеич. Она проснулась.
Василий вдруг насторожился, отводит Тимофеича в сторону, чтобы Ар кадий не слышал их разговора. Аркадий едва замечает присутствие Тимофеича.
Василий. Ну?
Тимофеич. Все так же.
Василий. Что-нибудь сказала?
Тимофеич. Ни словечка.