Он приказал быть в готовности завтра ехать с ним в его машине в штаб дивизии сдавать акты и докладывать о ликвидации полка. Машину водил он сам. Это был хороший американский автомобиль марки, если не ошибаюсь, «Бьюик», видимо, самой меньшей модели. Мне запомнилась ее зеленая внутренняя обивка из натуральной кожи. Увидев ее, командующий войсками Вост. Сиб. ВО генерал-полковник Романенко сразу предложил ему свой служебный легковой автомобиль ЗИС, но Макаль не дал согласия, мотивируя, что это подарок союзного командования, и предъявил какой-то документ на этот счет.
Так вот, примерно за час мы доехали с ним на эту станцию Мальта. Вел он автомобиль весьма лихо, и в 9 часов доложил командиру дивизии о завершении расформирования полка и передачи всего положенного. Но здесь еще даже не было и представителей для приема, поэтому комдив просмотрел документы, похвалил за оперативность, но просил приехать позже, когда закончится передача имущества всеми частями дивизии. У Макаля были свои планы, он хотел быстрее разделаться без свидетелей с остатками, поэтому настоял, чтобы я остался здесь с документами. Более того, он упросил начальника штаба дивизии подполковника Гурджи приютить меня у себя на квартире и использовать дальше как консультанта по вопросам оформления актов и других передаточных документов, так как это всеми делалось впервые. Гурджи согласился и передал меня на попечение своей супруги в их двухкомнатной квартире. Я иногда помогал жене начальника мастерить сибирские пельмени и зачитывался Мопассаном от безделья. Видимо, я очень мешал Макалю в его беспределе по реализации военного имущества.
Передача в других частях дивизии шла медленно, у меня приняли все документы и отпустили в Иркутск, так как мне тоже надо было думать о дальнейшей собственной судьбе. Новый командир дивизии, генерал-майор и Герой, приказал построить всех офицеров полка, чтобы самому представиться и познакомиться хотя бы со старшими офицерами. Макаль велел мне выстроить их для прощания с командиром и Боевым Знаменем — это было еще до отъезда в Мальту. Я построил и под звуки дивизионного оркестра новой дивизии доложил Макалю и стал под знаменем на правом фланге. Из штаба вышел генерал в положенной шинели при папахе и ремне. Макаль под звуки встречного марша пошел вразвалку докладывать генералу. Обут он был в летные унты, одет в венгерку без ремня, фасона времен Гражданской войны, а на голове была надета не форменная, защитного цвета фуражка, а папаха. Только он раскрыл рот для доклада, как генерал заорал на него примерно такими словами: «Это что еще за «батько Махно», что за форма одежды, что за развязная походка, марш от строя! Начальник штаба полка, доложить, как положено». Я вышел из строя и доложил о численном составе офицеров. Генерал поприветствовал строй офицеров и прошел вдоль всей шеренги. Потом я прошел с ним в бывший кабинет командира полка, где он с начальником отделения кадров по списку отметил нужные кандидатуры для использования в дивизии на должностях.
Макаль ожидал моего возвращения в бывшем моем кабинете и набросился на меня со словами: «Почему ты не распустил офицеров после такого его посрамления меня перед строем?!» Я ответил, что генерал был прав, поэтому ни один из офицеров в знак протеста не вышел бы из строя. За всю мою службу я не знал такого коварного и гонористого офицера, каким был этот подполковник.
В моей квартире поселился стажирующийся начальник штаба полка, майор. С ним и офицерами штаба полка мы делали выходы в довольно известные драматический театр и театр оперетты, в котором в главных ролях был занят знаменитый тогда Ярон. Мы посмотрели почти весь репертуар. А под новый, 1946-й год меня и заместителя командира полка полковника Виноградова поместили в неврологическое отделение окружного военного госпиталя. Это было мое первое «крещение» военными госпиталями. За мои два года, два месяца и 17 дней, проведенных в основном на переднем крае, судьба уберегала меня от гибели и госпиталей, хотя дважды получил легкое ранение и травму, которые излечивались на месте в ходе исполнения служебных обязанностей, так как тогда просто некому было меня заменить.
В пути следования по железной дороге в эшелоне я почувствовал сильные боли в области позвоночника. Видимо, это явилось результатом того, что я первую ночь в первом полку спал на мокрой земле, имея под собой всего лишь солдатскую плащ-палатку. С резким обострением радикулита меня поместили в неврологическое отделение. Назначили самое примитивное тепловое лечение. А полковник Виноградов жаловался на сердце, которое начало делать перебои от запоев. Через полгода мне сообщили о том, что он ушел в мир иной.