После обеда я уже ехал пригородным в Москву, имея билет до самого места назначения. Это было важно, если попаду в вагон без компостирования. Так и получилось. Садился я в бакинский поезд не в общей очереди пассажиров, а с противоположной стороны и с другого конца вагона вместе с другим капитаном, у которого был пистолет «ТТ». Я тогда не знал этого способа. Он вынул из пистолета магазин и взвел затвор. Ствол оголился и вошел в гнездо замка. Одним поворотом он свободно открыл дверь вагона, как ключом проводника, так как шесть нарезов канала ствола «ТТ» захватили треугольные грани стержня замка. Мы ворвались в вагон первыми и заняли верхние багажные полки, на которых и доехали до места.
Привокзальные рынки были полупустыми. Кроме подсолнечных семян, самосада и молока, ничего больше не продавали. У колонок с кипятком очереди. Поезд до моей станции в те годы шел ровно трое суток. Спустившись со ступенек, я увидел развалины бывшего вокзала и решил узнать время отхода пригородного поезда. Вдруг на перроне слышу: «Здравия желаю, товарищ капитан!» Передо мной стоит и улыбается младший лейтенант Бережной Сашка, бывший командир взвода связи, выбывший по ранению из полка в районе Белой Церкви, он же неоформленный супруг радистки Раи. Мой первый вопрос: «С кем тебя поздравить, однополчанин?» Он сообщил, что родился сын, но вскоре умер. Мы находим буфет и ради встречи выпиваем по сто граммов водки, закусывая холодной котлеткой. Дальше он меня огорчил тем, что после излечения ему присвоили звание младшего лейтенанта и оставили в тыловом запасном кавалерийском полку в Ставрополе ввиду инвалидности. Командир этого полка взял его к себе в адъютанты и уже женил на своей дочери. Это была моя первая встреча с бывшим однополчанином. (Потом, после войны, он разыщет совет ветеранов по адресу, который узнает через Всесоюзное радио, которое рассказывало о нашем ветеранском братстве, и позвонит мне из Ставрополя. Побывает на нескольких встречах, увидится с Раей и ее супругом.)
Уже наступала осень, когда я без всякого предупреждения вошел в нашу хату в греческом селе Спарта. Мать и сестры были на работе, а в комнате находился братишка Жора шести лет. Я поздоровался с ним, но он от такой неожиданности не обрадовался, а заплакал. Сборы были такими быстрыми, а страна такой нищей, что, кроме парочки румынских тетрадей и коробки цветных карандашей, я ничего другого не мог ему подарить. Дал ему несколько денежных купюр на конфеты, которых в продаже тоже не было. Кто-то из соседей передал в поле на работе моим близким о нежданном госте, и все они один за другим прибежали, запыхавшись и вытирая слезы радости. Об этом рассказать невозможно, а можно только прочитать или посмотреть в кинофильме «Тихий Дон», когда Григорий прибыл с фронта по ранению в родной курень. Из писем они знали, что я теперь далеко от фронта, но война еще продолжается и конца ей не видно.
В каждом доме в то время была своя «мельница и рушка» для помола из зерна кукурузы муки и крупы. Делалась она в сельской кузнице. Находилась втулка от колеса телеги, рубилась металлическая проволока чуть длиннее втулки, запускалась в середину, и концы проволоки загибались наружу. К стопорному выступу втулки приделывалась рукоятка для вращения втулки вокруг четырехгранного штыря, укрепленного винтом на доске. Засыпали в широкий раструб втулки зерно и вращали рукоятку. Кукуруза или другое зерно дробились штырем, измельчались, просыпались на доску и собирались в миску. Потом просеивали сквозь сито, получая первую фракцию в виде кукурузной муки для оладий или мамалыги. Отделявшаяся шелуха из оболочки зерен и сердечек всплывала при промывании, а крупные части зерна — крупа — тонули. Крупа шла на кашу, которая заменяла хлеб, которого в деревне в те годы вообще не видели, по крайней мере в наших местах, где основными культурами были картофель и кукуруза. Младшая сестра Надежда была мельником, старшая Мария все время подкладывала в печку-плиту сухие стебли сорняка-татарника, которые мгновенно прогорали как солома. Ладони их всегда были исколоты колючками от такого топлива, но с ним все же можно было приготовить еду и поддерживать тепло в нашей полуземлянке, так как сверху в ней не было даже чердака. Крыша, напомню, была двускатная из плетня и покрытая глиной с соломой с обеих сторон.