Выйдя на улицу, Вулко начал ловить попутку – голосовать на дороге в костюме клоуна – то еще зрелище, но на месте артист краситься не любил – это нарушает магию представления и не дает войти в образ. Краситься в транспорте клоун зарекся – в последний раз получилась уродливая располневшая версия Гуинплена с красным носом – повторять такой опыт не хотелось. Люди, шедшие по улице шарахались от странного тучного мужика с намалеванной улыбкой и мрачным лицом. Вулко не признавал современный пестрый образ клоуна, предпочитая классический «пьерошный» костюм из белого сатина, обшитый рюшами и оборками, а довершало образ раскидистое жабо. Поначалу, с непривычки, жабо постоянно лезло в лицо, щекотало нос и натирало подбородок и Вулко хотел уже было избавиться от надоевшей детали, но стал замечать, что эти его постоянные попытки почесаться, оправить непослушное кружево и чихания смешат детей не меньше, чем его номера.
Наконец, остановился какой-то потрепанный «Фольц». Водитель – пожилой чех приглашающе приоткрыл переднюю дверь, но Вулко, зная свои габариты, забрался на заднее сиденье. Водитель пожал плечами и тронулся, когда толстяк наконец расположился на двух сидениях, стараясь не помять костюм и обручи, торчащие из сумки.
-Артист, да? – безразлично спросил шофер.
-Ага.
-Куда едем?
-В Прагу один, там за «Танцующим домом» недалеко.
-За пятьсот?
Вулко покивал, и машина начала искать свой путь в потоке других автомобилей. Водитель попался неразговорчивый, что устраивало и пассажира. Клоун старался настроиться на представление. Каждый раз ему давался все с большим трудом. Дело было не в работе – сам он обожал цирк и все, что с ним связано. Аромат свежего попкорна, резкие запахи мочи цирковых животных и легкая расхлябанность во всем. Вулко только очень сильно не любил людей. Все эти их реакции – крики, улюлюканье, даже смех – главную награду клоуна – толстяк тоже не любил. На сцене он старался представлять, что работает совершенно один, и вокруг нет никого. Тогда все номера получались у него безупречно. Но стоило кому-то напомнить о своем присутствии, как обручи не желали размыкаться, кегли валились из рук, падения получались натужными, а намалеванная улыбка резко диссонировала с почти горестным выражением лица. Из цирка Вулко вскоре попросили и теперь он подрабатывал, где придется – на складе грузчиком, кассиром на замене и, конечно же, продолжал выступать на частных вечеринках – детские дни рождения, промо-акции, открытия супермаркетов и прочая ерунда. Звали его неохотно, образ клоуна в последнее время вызывал больше страха, чем веселья, но Вулко не сдавался и продолжал предлагать себя повсюду, обрывая телефоны и высылая объявления в бесплатные газеты. Разумеется, не оставлял он и надежд устроиться в настоящий цирк. Только вот немножко поднаберется сил, сбросит вес и тогда-то…
В таком состоянии Вулко жил вот уже четыре года. Вес только прибавлялся и сил больше не становилось. И вот сейчас, толстый, уже не юный, клоун трясся в стареньком «Фольксфагене» на пути к Народной Тршиде выступать на открытии супермаркета «Теско».
Вулко откровенно скучал – его поставили куда-то в угол холла развлекать детей. Но дети сами подходить не спешили. Вот, какая-то мамаша ткнула в него пальцем и обратилась к девочке лет четырех, которую держала за руку - «Эй, детка, смотри, там клоун, хочешь посмотреть на клоуна?» и, не дождавшись ответа, просто подтащила девочку к Вулко. Тот немного растерялся – за пару часов он успел заскучать и погрузиться в свои мысли, и теперь лихорадочно приводил себя в порядок. Растянув рот в улыбке и безумно сверкнув глазами, он схватил фиолетовый червячок шарика, и не осознавая, какой он огромный, качнулся в сторону девочки и состроил, как ему показалось, веселую рожу: