-Ага, а вот и мой маленький зритель! Что ты хочешь, собачку, кошечку или жирафа? А может ты хочешь стра-а-а-ашного тигра? – повысил Вулко голос и весьма убедительно зарычал. Ребенок мгновенно заплакал и спрятался за спину матери. Та укоризненно посмотрела на артиста и увела ребенка.
Спал Вулко плохо. Вот уже в который раз он просто лежал в кровати и пялился в трещину на потолке своей маленькой квартирки, доставшейся ему от матери. Грим он так и не смыл, чувствуя себя совершенно морально истощенным. Так и лег в кровать – в костюме с нарисованным лицом, сняв только неудобное жабо и гигантские башмаки. Кровать визгливо скрипела под Вулко, пока тот ворочался.
Толстяк чувствовал себя несчастным. Это ощущение пришло когда-то давно и с тех пор его не покидало. Пока рядом была мать, она могла всегда подобрать нужные слова и Вулко вставал, делал, стремился и двигался. Сейчас этих слов ему было услышать не от кого – жил несчастный клоун один. Со временем, примирившись со своим несчастьем, он даже стал его культивировать, вспоминая, что все лучшие клоуны и комики сами были несчастны. Бенни Хилл, вопреки своему образу в шоу, боялся женщин и всю жизнь прожил с матерью, от постоянных внутренних противоречий страдает и Роуэн Аткинсон. Бедняга Джим Кэрри, живущий от ремиссии к ремиссии большую часть жизни проводил в плену депрессий и психозов. Лесли Нильсен несчастливый в браке бегал от женщины к женщине, понимая, что все становится лишь хуже. Чарли Шин, который прячется от реальности то под юбками, то в алкогольно-наркотическом угаре. И, наконец, сам великий Чарли Чаплин – печальный изгнанник, заставлявший других смеяться – он видел несовершенство мира во всем его ужасном великолепии и ничего не мог с этим сделать.
Теперь и Вулко Вышчек – Вулко Пичушкин по паспорту лежал в кровати и ощущал себя несчастным. Вот уже несколько лет. В квартире царила тишина. Заснуть не удавалось. Толстяк, кряхтя, встал с кровати и пошел к холодильнику. Яйца, заветренный кусочек сыра, обрезок колбасы и полбанки консервированных ананасов. Взяв ложку, Вулко стал их жадно поглощать, расхаживая по темной квартире.
Дверь в комнату матери почему-то оказалась открыта. Идя к проему, чтобы закрыть дверь, толстяк вдруг выронил ложку. Из комнаты матери на него плыло какое-то раздутое, словно утопленник, бледное существо. Послышалась ритмичная капель, нога Вулко оказалась в луже, и он намочил носок. Но толстяк не мог оторвать взгляд от бледного нечто, которое тоже остановилось и разглядывало его.
Тьфу ты! Чертово трюмо. Давно нужно было все это куда-нибудь перевезти, начать сдавать комнату и хоть немного улучшить свое финансовое положение. Но Вулко не мог позволить себе притронуться к вещам матери, оставив все, как в последний день ее жизни – очки на столе, книга, перевернутая так, чтобы легко можно было найти страницу, застеленная кровать и огромное трюмо, уставленное ее давно уже устаревшей косметикой и выдохшимися духами. Толстяку казалось, что если что-то изменить в этой комнате, то смерть матери станет необратимой, обрушится на него тяжелой гранитной плитой – такой же, под которой теперь упокоилась она на кладбище Винограды. Вулко намеренно не посещал могилу матери, постаравшись запрятать воспоминания о ее похоронах поглубже в подсознание. На ту же полку, на которой лежала мысль о том, что в целом мире он совсем один.
Тут Вулко, конечно, немного лукавил. Все-таки был в мире человек, которого он, слегка посомневавшись и помявшись, мог назвать другом. Этим человеком был его психиатр, русский иммигрант Андрей Ааронович Гофман, которого Вулко временами в шутку называл Фрейдом, считая это ужасно остроумным.
Сам бы он ни за что не пошел ни к каким мозгоправам, используя разнообразные отговорки, но на самом деле причина была лишь одна – он боялся. Боялся не того, что кто-то внушит ему свои мысли или сломает что-то в хрупкой системе внутри головы и та перестанет исправно тикать как раньше, нет. Вулко до дрожи боялся, что профессионал легко распознает его болезненные тайные желания, его липкие кошмары, его сумасшедшие идеи, соберет все это в огромный гадкий ком и состряпает из этого настоящий диагноз, который упечет грустного клоуна на зассанные матрасы в застенках Богнице навечно.