— Давненько я сюда не приходил, — сказал Малькольм. — В прошлый раз тоже никаких тюленей не видел. Может, они перебрались куда-то.
Том посмотрел на пустые скалы и подумал, что для них с Никки дело было не в тюленях. Когда дома они могли сообщить, что видели их, это было своего рода триумфом, и мама считала, что они очень умные, раз заметили тюленей. Но если им приходилось отвечать: «Нет, сегодня мы их не видели», они всегда старались изобразить разочарование — может быть, и для самих себя, — но на самом деле это не было для них трагедией.
Нет, дело было в самих скалах. Теперь Том внимательно разглядывал эти черные камни, торчавшие из утесов и вгрызавшиеся в море. Они были скользкими и коварными, слоистыми и с зазубренными краями. Они с Никки обожали карабкаться по ним на вершины утесов и соревноваться на скорость по двум параллельным грядам, уходившим в море. Томми знал, что у него есть преимущество, хотя он и был младше. Оба они доверяли камням и ходили по ним быстро и уверенно, хватаясь за них руками только в особо трудных и скользких местах. Оба они были по-детски бесстрашными и всегда инстинктивно знали, куда можно поставить ногу, а куда лучше не надо, даже когда передвигались быстро. Но Томми был шустрее, утесы казались его природной стихией, так что он чувствовал себя увереннее на щербатых камнях, чем на ровной сухой земле. Иногда ему приходилось останавливаться и дожидаться Никки.
Том перевел взгляд со скал на Малькольма.
— Вы с моим отцом в детстве часто играли вместе? — спросил он и увидел, как на лице Малькольма появилось выражение страха, как и всякий раз, когда речь заходила об отце Тома. На какую-то секунду Том испытал злобное удовлетворение: «Я с этим живу, так и вы живите». Но Малькольм тоже с этим жил.
— В раннем детстве, — ответил Малькольм. — Потом, я думаю, у нас были очень разные интересы. И всегда много работы на крофте, как только мы смогли ее выполнять.
— А сюда вы приходили?
— Очень редко.
Том задумался, действительно ли они с Никки передвигались по камням так быстро, как он это себе представлял. Наверное, нет. Но они, конечно, были проворными. Особенно он ценил это качество во время семейных прогулок по выходным. На северное побережье острова они редко ходили, но даже на восточном берегу, всего в двадцати минутах ходьбы от дома, были неплохие скалы. Не такие большие, не такие черные и не такие зазубренные, как скалы Крэгмура, но зато Томми мог справиться с ними еще быстрее, мог вскарабкаться по наклонной поверхности, когда остальные еще только подходили к подножию. Никки вскоре его догонял, но обычно Томми бывал первым, и это ему нравилось. Оба они интуитивно понимали, что их отец хотел, чтобы они были смелыми в физическом плане. Так что они учились быть стойкими и сильными, и если ударялись — разбивали колено или локоть об острый камень, — то не жаловались, хотя и могли рассчитывать на сочувствие матери. Но более всего они хотели быть достойными сыновьями своего отца.
— Мы с Никки часто лазали по этим скалам, — сказал Том Малькольму.
— Точно, — отозвался Малькольм. — Помню, однажды Никки сломал тут руку.
Том тоже это помнил.
— Не сломал. Вывихнул плечо.
— Вон оно что. Сколько ему тогда было, семь или восемь?
— По-моему, ему вот-вот должно было исполниться восемь. Это было за неделю до его дня рождения, потому что мы должны были поехать в Обан в развлекательный центр со всякими батутами, но не смогли из-за плеча Никки. — Мама потом все равно их туда свозила, когда Никки поправился, но дня рождения не получилось.
Даже через столько лет ход событий не изгладился из памяти: Том отчетливо помнил, как Никки, будто в замедленном кино, оступился и провалился в узкую расщелину между двумя огромными камнями. Они забрались уже достаточно высоко, примерно до половины утеса. Но Никки не упал прямо вниз: расщелина была такой узкой, что он отскакивал от ее стенок, как мячик, и приземлился на утрамбованный песок. Он вроде бы и не сильно ударился, но, очевидно, во время падения вывихнул плечо и, когда Томми добрался до него, был весь белый от потрясения, хватал ртом воздух и дрожал. Томми тоже был в шоке; он испугался, как никогда в жизни, но спустя несколько секунд им овладело странное спокойствие катастрофы, он снял свою куртку, накинул ее на брата и сказал, что им надо идти домой.