Когда Малькольм понял, что Томми больше ничего не собирается добавить, он сказал с уверенностью, которой на самом деле не чувствовал:
— Тебе нужно отдохнуть. Вот в чем дело.
— Да, — опустил глаза Томми. — Именно так.
— Мне жаль, что у вас так вышло. Ты?.. Она была хорошей?
— Да, — пробормотал Томми. — Я ее любил.
Малькольм кивнул. Он подумал о том, как ему не хватает Хизер, как он все не может забыть ее.
— Займемся-ка ужином, — предложил Малькольм. — Лазанья подойдет?
— Да, — ответил Томми и быстро встал из-за стола. — Я нарежу лук. — Он взял разделочную доску и нож, достал лук и уселся обратно за стол. Крутя луковицу в руке, он сказал безо всякой связи с предыдущим: — Откуда вообще у Хизер хрустальный петух?
От удивления Малькольм громко рассмеялся.
— Это был свадебный подарок от какой-то из тетушек. Думаю, она была рада, что ему пришел конец.
Томми кивнул и начал резать лук.
11
— Я вчера видела Томми, — сказала Фиона мужу на следующий день. Она отложила книгу и стала наблюдать за его реакцией. Почему-то ей очень не хотелось говорить об этом вчера, не хотелось призывать образ Томми в свой дом — настолько она была потрясена этой встречей.
Гэвин откликнулся, едва оторвавшись от газеты:
— Да? И как он?
— Нормально, — ответила Фиона со злостью, хотя и не могла бы объяснить, отчего злится. — Кажется, нормально. Мы довольно долго болтали.
— Хорошо.
Ничего хорошего, подумала Фиона. Ничего хорошего.
— Я рад за Малькольма, что Томми вернулся.
— Малькольм его не знает. И никто из нас.
— Не глупи, — сказал Гэвин, возвращаясь к чтению. — Он вырос здесь. Он один из нас.
— Ты разве не помнишь, что он вытворял? — воскликнула Фиона. — Он себя не контролировал. Под конец это было просто страшно.
— Да нет же.
— Он напал на меня, — настаивала Фиона.
— Ничего подобного, дурочка.
— Он швырнул в меня эту штуку. Разве ты не помнишь? Он мог меня убить.
— Мне кажется, ты немножко преувеличиваешь. Она яростно молчала.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Гэвин, — и это несправедливо.
— И о чем же я думаю? — спросила она.
— Ты думаешь, что он как отец.
— Ну, возможно, так и есть.
— Нет, Фиона.
Они замолчали. Фиона решила, что Гэвин больше ничего не скажет, но тут он положил газету на колени и произнес:
— На самом деле я их тоже видел. Утром. У пристани.
Вот вечно он так: самое важное откладывает напоследок.
— Правда? — удивилась Фиона. — Ты говорил с ними?
— Ну, — ответил Гэвин. — Я их пригласил на ужин. Как раз собирался тебе сказать.
Фиона хотела уже снова взяться за книгу, но после этих слов застыла.
— Ты что сделал?
— Пригласил их.
— Не спросив меня? Зачем ты это сделал? Гэвин пожал плечами.
— Я подумал, что будет невежливо их не позвать. И это же только ужин, и все.
— Я не хочу, чтобы он сюда приходил, — отрезала Фиона.
Гэвин изучающе посмотрел на нее.
— Фи, — наконец произнес он. — Ты должна перестать… так относиться к Томми. Это была не его вина.
— Я к Томми «так» не отношусь, — холодно сказала Фиона. — Но я бы хотела, чтобы моим мнением интересовались, когда дело касается ужина, который я приготовлю в собственном доме для кого-то, кого мы едва знаем, в конце-то концов.
— Вот я и спрашиваю твоего мнения, — преувеличенно терпеливо ответил Гэвин, — сейчас. Ты можешь назначить день. Я сказал, что мы созвонимся и договоримся.
Фиона молчала.
— Ну и что может случиться, дорогуша? — спросил Гэвин в своей обычной шутливой манере, которая всегда так злила Фиону. — Думаешь, он придет и всех нас зарежет?
— Это не смешно, — повысила голос Фиона. — Ты говоришь ужасные вещи. Я не понимаю, как ты можешь шутить про такое.
— Это случилось больше двадцати лет назад, — ответил Гэвин невозмутимо. — Чудовищная история, но что поделаешь. Жизнь продолжается.
Он ничего не принимает всерьез, заключила Фиона, наблюдая за тем, как Гэвин снова принялся за газету. И никогда не принимал. Но ведь именно за это она его и полюбила, да? За то, как легко он относится к жизни, какой он благоразумный и практичный. Ее собственная семья всегда любила театральные эффекты. Фиона бесилась оттого, что ее мать превращала все в драму, что она всюду совала нос, во все влезала. В девятнадцать Фиона сбежала в крепкие объятия Гэвина. Но вот в чем проблема. То, что мы делаем, будучи взрослыми, почти всегда зависит от нашего воспитания, так что мы женимся на своих противоположностях в тщетной попытке сбежать от семьи, не сознавая, что уже слишком поздно. Семья укоренилась в нас, так что в один прекрасный день мы подходим к зеркалу и видим в нем нашего отца или мать, которые ждали своего часа, а теперь вылупились из нашей кожи, как откормленный паразит. Фиона перестаралась, выбрав Гэвина, и теперь, через много лет, обнаружила, что они не только не притерлись друг к другу, но, наоборот, их различия стали более выраженными. Разумеется, Гэвин тоже это знал, он знал, что ему следовало жениться на ком-то более практичном, вроде Хизер или Кэти. Фиона была достаточно проницательной, чтобы понимать, как она его временами бесит, сколько труда ему стоит проявлять к ней терпение.