Фиона поймала свое отражение в серебряном чайнике. Лицо у нее было опухшим и красным, и она быстро отвернулась. Конечно, никто этого сейчас не заметит, но все равно ей самой не нравилось видеть себя такой некрасивой.
5
Сложно сказать, кто из них был больше смущен, когда Томми заплакал. Некоторое время Малькольм сидел неподвижно, потом неловко поднялся и встал рядом с племянником.
— Ну же, — промолвил он, нерешительно тронув его за плечо. — Все хорошо. — Ободренный тем, что Томми не сбросил руку, он оставил ее у него на плече и повторил: — Все хорошо.
Вскоре Томми вытер лицо и постарался дышать ровно.
— Извини, — сказал он.
— Не за что извиняться.
— Мой папа всегда злился, если мы с Никки плакали, — признался Томми спустя несколько минут.
— Мой тоже. — «Старая сволочь», — подумал Малькольм. Он вернулся на свое место и стал ждать, не скажет ли Томми еще что-то.
Томми потер глаза и медленно выдохнул.
— У меня были трудные дни, — произнес он.
— Я знаю.
Томми снова провел рукой по лицу.
— Я хотел сказать, что мне жаль. — На Малькольма он не глядел. — Яне должен был забывать о вас все эти годы.
— Это теперь не имеет значения.
— Имеет. Это было несправедливо по отношению к вам с Хизер.
— Справедливость тут ни при чем.
Томми покачал головой.
— Я не понимаю, что мне делать, — сказал он. Малькольму это чувство было знакомо.
— Ничего не делай. Просто отдохни. Потом можем что-нибудь приготовить. Давай сделаем пирог. — «Давай сделаем пирог». Да что он такое несет?
Но Томми эта идея не показалась глупой. Он медленно кивнул.
— Хорошо.
На следующий день они вместе пошли в сторону Крэгмура. Малькольм хотел заставить Томми двигаться, разогнать его тоску, утомить физически, чтобы он наконец выспался. Утром Томми спустился с таким видом, будто всю ночь глаз не смыкал. Малькольм боялся, что он заболеет.
— Давай, — сказал он, когда они позавтракали. — Надо подышать свежим воздухом. Пойдем на север и поищем тюленей.
Томми не спорил. Он, как ребенок, послушно надел ботинки и ветровку.
Малькольм надеялся, что, когда Томми выйдет из дома, то, что его гнетет, — чем бы это ни было — немножко ослабнет, но все равно Томми выглядел озабоченным и несчастным, пока они шли по северной части дороги. Он держал руки в карманах, опустил голову и смотрел только на выбоины в асфальте у себя под ногами. На реплики Малькольма по поводу окружающей местности он едва реагировал. Малькольм не знал, чем ему помочь.
Только через час, когда они миновали разрушенную часовню и добрались до утесов, Томми заговорил:
— Мне нужно тебе кое-что рассказать.
Малькольм хотел остановиться, но Томми не замедлил шага и не обернулся. Тогда Малькольм понял, что Томми нужны и эта прогулка, и непогода, и морской простор, нужно, чтобы он был рядом, а не лицом к лицу, чтобы он мог произнести те слова, которые хотел, каковы бы они ни были.
— Про ту ночь, когда это случилось, — добавил Томми.
Слова его звучали слегка плоско, механически, как будто он вытаскивал их по одному, причиняя при этом ущерб себе.
— Конечно, — ответил Малькольм. — Ладно.
Когда Томми пошел быстрее и оказался на несколько шагов впереди, Малькольм не стал его останавливать, просто тоже пошел побыстрее, чтобы Томми не пришлось перекрикивать шум ветра на скалах.
— Я никому никогда этого не рассказывал, — признался Томми. — Не рассказывал ни разу в жизни.
Боже, подумал Малькольм. Но теперь он хотел только одного: облегчить ношу Томми, так что, если он мог взять на себя какую-то ее часть, он бы с готовностью это сделал. Дай же мне ее, просил он про себя.
Но Томми продолжал идти, не говоря ни слова, и Малькольм стал бояться, что он все-таки не решится. Наверное, Томми всю ночь перемалывал это у себя в голове, что бы там ни было.
— В чем же дело, Томми? — в конце концов спросил Малькольм.
Томми быстро ответил, как будто только и ждал, чтобы его подтолкнули:
— Кое-что про Никки.
Он шел все быстрее и быстрее, и Малькольму пришлось тоже ускориться, чтобы совсем не отстать.
— Хорошо.
— Это я виноват, что он умер, — торопливо произнес Томми.
— Да нет же, — машинально ответил Малькольм.
— Нет, Малькольм, послушай, — Томми остановился и обернулся, чтобы посмотреть на Малькольма. Малькольм, запыхавшись, встал рядом с ним. Томми продолжил: — Я знаю, что в этом виноват отец. Я знаю, что это он сделал и что я не смог бы остановить его. Я знаю, что был просто ребенком. Я знаю все это, даже если сам не всегда в это верю. Но есть еще кое-что.