И все же сомнения — точнее, даже скепсис — рассеивались, отступали перед красотой сада, перед искренностью старика в бурой рясе, перед ласковым взглядом его спокойных голубых глаз и величественностью длинной белой бороды. Обидно, если все это окажется не более чем банальными психологическими ловушками.
Он озадаченно потряс головой, смахнул с плеч яблоневые лепестки и продолжил подъем, по-прежнему крепко зажав в кулаке астероидный рубин. Тропа делалась все ужеи уже,пока не превратилась в полоску шириной в стопу. Справа от него вверх, к плато, уходила отвесная стена, слева обрыв резко падал в маленькую долину, где журчал и смеялся ручеек под водопадом, маячившим прямо по курсу.
За следующим поворотом Кемп набрел на часовню. Крошечное здание, слегка утопленное в скальную стену, прилепилось вплотную к тропе. Приоткрытая дверь словно приглашала войти.
Поколебавшись секунду, Кемп шагнул к часовне. И, войдя внутрь, замер, ошеломленный возникшей перед ним картиной.
Установленная в алькове, выдолбленном в скальной стене, она освещалась лучом, пронзавшим потолок прямо над дверью.
Более похожий на вид из окна, а не запечатленный красками на холсте, в потоке света купался город — странный, фантастический город, раскинувшийся в каком-то запредельном мире. На фоне инопланетного пейзажа вздымались причудливые здания, башни стремились ввысь и, теряя четкие очертания, растворялись в бесконечной пустоте, паутинные висячие мосты петляли и извивались между шпилями и куполами, непостижимым образом отличавшимися от тех, что были привычны землянину. Весь город выглядел так, словно его в порыве страсти высек безумный скульптор.
И пока Кемп ошеломленно пялился на неземной город, высоко над ним ударил колокол. Одна-единственная пронзительная чистая нота ворвалась в мозг, встряхнув его как сердитый удар кулака.
Неожиданно что-то завозилось у него в ладони — нечто пробудившееся к жизни, растущее и жаждущее вырваться наружу. Дико вскрикнув, Кемп затряс рукой, отчаянно стремясь освободиться от зажатого в кулаке существа, — инстинктивный жест, порожденный у человеческой расы пауками в темных пещерах, ползучими тварями, что падали с листьев в джунглях и впивались в кожу.
Но ни паука, ни другой ползучей твари он не увидел. Лишь маленький светящийся шарик, выскользнув между пальцев, быстро растаял в воздухе. И пока он таял, Кемп ощутил, как прохладные пальцы усмиряют его взвинченные нервы, успокаивают и утишают их. Безбрежный покой вновь затопил его сознание, причем на сей раз еще более глубокий, более полный, не имеющий границ покой, овладевший всей Вселенной, при одной мысли о котором перехватывает дыхание.
По каменному полу прошуршали коготки, темное тельце взмыло в воздух и оказалось на плече Кемпа. Тот дернулся от неожиданности.
— Ганнибал!..
Не успел он закончить фразу, как Ганнибал, оттолкнувшись от плеча, прыгнул снова и впился когтями прямо в пустоту, а потом принялся бешено молотить по ней лапками. Судя по движениям паукообразного существа, оно яростно сражалось с кем-то невидимым человеческому глазу.
— Ганнибал! — снова крикнул Харрисон.
Вопль его прозвучал дико и злобно, ибо его посмели лишить вновь обретенного мира, нагло содрали с него покой — словно сдернули плащ, оставив голым на ледяном ветру внезапного страха.
Ганнибал продолжал сражаться с невидимым противником. Тот явно пытался вырваться, но хватка маленького существа оказалась смертельной. Его безжалостные челюсти сомкнулись на чем-то плотном, острые когти рвали незримое тело.
Кемп отступал, пока не уперся спиной в каменную стену, и застыл возле нее, неверящим взглядом следя за происходящим.
Ганнибал побеждал и тянул тварь из воздуха вниз, на землю. Словно выполняя замедленный акробатический трюк, он изгибался и переворачивался в воздухе, медленно опускаясь по направлению к полу. Ни на мгновение его серповидные когти не оставались без дела. Они драли, полосовали, рвали, и падение неизвестного существа делалось все стремительнее.
За секунду до окончания битвы Ганнибал отпустил врага, как кот изогнулся в воздухе и вновь сомкнул на нем челюсти. В то мимолетное мгновение Кемп уловил форму существа, зажатого в челюстях Ганнибала, — твари, которую малыш еще какое-то время продолжал яростно трясти, а затем презрительно отшвырнул: мерцающее, похожее на фею создание с волочащимися крыльями и телом, как у мотылька. Один отблеск — и оно исчезло.
— Ганнибал, — ахнул Кемп, — Ганнибал, что ты наделал?!
Крохотный воин гордо стоял на искривленных лапках, и во взгляде его, устремленном на Кемпа, читалось дымное сияние триумфа. Так мог бы выглядеть кот, поймавший птичку, или человек, убивший смертного врага.
— Оно давало мне мир, — простонал Харрисон, — Чем бы они ни было, оно даровало мне покой. А теперь…
Он медленно шагнул вперед.
Ганнибал отступил.
И вдруг Кемп замер на месте, пораженный внезапной мыслью.
Астероидный рубин!
Он медленно поднес к глазам обе ладони и обнаружил, что они пусты. Камень, вспомнил он, лежал в правой руке, и оттуда выскользнуло светящееся существо.
Кемп затаил дыхание.
В его ладони был зажат астероидный рубин, но в тот миг, когда прозвонил колокол, возник шарик света, а потом… Ничего. Так уж и ничего? Ганнибал прикончил существо, похожее на мотылька. Но мотыльком оно не было. В этом Кемп не сомневался.
Гнев на Ганнибала улетучился, и на смену ему пришел неизъяснимый страх, который мгновенно прояснил разум и оставил его чистым, острым, как скальпель, и холодным. Теперь Кемп отчетливо осознал, что столкнулся с инопланетной угрозой — заманчивой и привлекательной, словно наживка на крючке.
Чемберс рассказал ему о жизни, способной сворачиваться в капсулу, существовать в состоянии временного замедления жизненных процессов, и о древних марсианах, потерпевших неудачу при попытке истребить эту жизнь.
Астероидные рубины… Не являются ли они той самой формой жизни?
Кемп попытался вспомнить все известные ему сведения о загадочных камнях, которые можно было найти только на астероидах. Информация оказалась весьма скудной, ибо астероидные рубины не поддавались никакому анализу.
А что, если колокол служит им сигналом к пробуждению? Что, если определенный музыкальный тон прерывает период торможения и возвращает организм в активное состояние?
И что, если эти существа врачевали искореженные людские умы каким-то незаметным изменением мировоззрения, введением некоего психического фактора, о котором человек никогда раньше не ведал.
На Кемпа внезапно навалился приступ тоски. Его охватило пронзительное ощущение потери, бесконечное сожаление о едва успевшем коснуться его и тут же утраченном душевном покое. Но это длилось недолго.
Марсиане патологически боялись обитателей пятой планеты. Так боялись, что в стремлении избавить от них Солнечную систему уничтожили саму планету. А марсиане, как и любая другая древняя раса, обладали мудростью.
Страх марсиан дает как минимум веские основания подозревать, что землянам тоже стоит их опасаться.
По мере того как общая картина возможного инопланетного вмешательства в жизнь его расы вырисовывалась яснее и яснее, ужас ситуации все более овладевал сознанием Кемпа. Имеется целый санаторий, где излечивают душевные недуги путем простого переложения их на чуждую психику, обладающую способностью внедрять в сознание носителя собственное мироощущение и формировать личность в соответствии с ним. Мироощущение, исходящее из концепции душевного покоя и приводящее в итоге — куда?
Вычислить невозможно — способа для этого не существует. А привести новое мироощущение может к чему угодно. Особенно если учесть полное отсутствие информации о психических характеристиках жителей пятой планеты, их нравственных понятиях и представлении о духовности. Внедрение чуждой психологии может иметь как позитивные, так и губительные последствия для земной расы. Одно можно сказать со всей определенностью: человеческого в ней останется немного.