Хитро! Очень хитро! Кемп даже подивился, отчего сразу не заподозрил подвоха, не уловил фальши. Это же элементарно. Сперва сад. С одной стороны, он убаюкает, с другой — пробудит восприимчивость. Навеянное им ощущение, будто человек всегда знал это место, заставит того почувствовать себя как дома, расслабиться и, следовательно, снять с себя всякую защиту. Затем картина. Несомненно, она предназначена для погружения клиента в почти гипнотическое состояние. Пейзаж преднамеренно нарисовали так, чтобы приковать к нему восторженное внимание и удерживать это внимание до тех пор, пока не грянет колокол и не станет слишком поздно предпринимать попытку спастись от контакта с вновь пробудившейся жизнью. Если, конечно, кому-то захочется спастись.
Здесь имел место несомненный расчет: они давали человеку то, от чего он не в силах отказаться, то, чего он хотел, к чему стремился, по чему тосковал, борясь за выживание в прежнем мире. В общем, что-то вроде наркотика…
По полу процокали коготки.
— Ганнибал! — позвал Кемп.
Но тот не остановился.
Харрисон метнулся к двери.
— Ганнибал! Ганнибал, вернись!
Выше по склону зашуршали кусты. Крохотный камешек скатился и заскакал вниз по склону.
— Да пребудет с тобой мир.
Кемп резко обернулся на знакомый голос.
Старик в бурой рясе и с длинной белой бородой стоял на узкой тропе.
— Что-то не так? — спросил он.
— Нет, — ответил Кемп. — Пока нет. Но скоро будет!
— Я не…
— Прочь с дороги! — рявкнул Харрисон. — Я возвращаюсь!
— Никто не возвращается назад, сынок.
Голубые глаза оставались по-прежнему спокойными, речь неторопливой.
— Дед, — мрачно предупредил Кемп, — если ты не уберешься с дороги, чтобы я мог спуститься по тропе…
Старик проворно запустил обе руки в карманы рясы и, опережая кинувшегося напролом Харрисона, подбросил вверх две пригоршни крошечных мерцающих сфер. На одно захватывающее дух мгновение перед глазами Кемпа мелькнул фонтан летящих по воздуху астероидных рубинов.
По всему Санктуарию, заполнив пространство одной-единственной чистой нотой, гудели колокола. Их пение, ясностью тона раз за разом вонзаясь в мозг Кемпа, пробуждало к жизни таившиеся в глубинах сверкающих драгоценных камней существа, готовые поработить сознание одинокого человека, одарить его миром и, сохранив ему человеческий облик, лишить человеческой сущности.
Смущенный собственным воплем ярости, Кемп бросился в атаку. Лицо старика возникло прямо перед ним: рот разверзся, прежде спокойные голубые глаза превратились в два глубоких колодца ненависти с отблеском страха. Кулак Харрисона с чавканьем врезался прямо в это лицо, в белые бакенбарды, бороду и все прочее. Старик, вскрикнув, опрокинулся с уступа и полетел на живописные скалы.
Прохладные пальцы коснулись было сознания Кемпа, но он очертя голову рванул вниз по тропе. Пальцы соскользнули. Им на смену пришли другие, и на мгновение его захлестнула знакомая волна покоя. Собрав ошметки воли в кулак, Харрисон сбросил с себя наваждение и, вопя словно под пыткой, еще быстрее заработал ногами. Ветер донес аромат яблоневого цвета, породив почти непреодолимое желание остановиться у ручья, скинуть ботинки и познать ощущение мягкой зеленой травы под ногами.
«Именно этого они от тебя и хотят, — напомнил ему единственный нетронутый уголок разума, — Именно таких действий ждет от тебя Санктуарий».
Спотыкаясь, шатаясь будто пьяный, Кемп побежал дальше.
Он запнулся, упал и, ударившись рукой о что-то твердое, инстинктивно вцепился в предмет. Палка. Мертвая ветка, обломившаяся с какого-то дерева. Мрачно оглядев находку, Кемп счел ее достаточно прочной и увесистой, покрепче сжал в руке и заковылял по тропе дальше.
Импровизированное оружие давало странное психологическое преимущество. Он вращал дубину над головой и орал на настигавших его тварей, окончательно исполнившись решимости не дать им завладеть его сознанием.
Затем ноги вынесли Кемпа на твердую поверхность летного поля. К нему с криками бежали люди, и он с дубиной в руках помчался им навстречу — обезумевший, с пеной у рта, с дико вытаращенными глазами, всклокоченными волосами и в порванной рубахе. Словно древний человек, выдернутый из европейских пещер полмиллиона лет назад.
Свистнула дубина — и первый охранник повалился на землю. Другой бросился наперерез и тоже упал, поверженный. Харрисон Кемп испустил победный клич.
Люди дрогнули и побежали, а он с ревом гонялся за ними по летному полю.
Каким-то образом все же отыскав свой корабль, беглец открыл замок.
Оказавшись внутри, он взял с места в карьер. Звездолет снес кусок ангара, пропахал на взлетной полосе космодрома две глубокие борозды и рывком унесся в пасть космоса. Наплевав на тонкости правильного взлета, Харрисон едва не сломал себе шею.
Лишь однажды Кемп оглянулся на сияющее пятнышко Санктуария. После этого он смотрел только вперед. Кривая дубина лежала около кресла.
Доктор Дэниел Монк, будто задыхаясь, провел пальцем по внутренней стороне воротничка.
— Но вы сказали мне… — Он запнулся, — Вы послали за мной…
— Да, — подтвердил Спенсер Чемберс, — я действительно говорил вам, что у меня был марсианин. Но теперь его здесь нет. Я отослал его.
Монк недоуменно уставился на председателя Совета.
— Он понадобился мне в другом месте, — пояснил тот.
— Я не понимаю, — слабо произнес Монк, — Но… он ведь вернется…
Чемберс покачал головой.
— Я надеялся на это, но теперь… Боюсь…
— Но вы не понимаете, как важен для нас марсианин!
— Напротив, очень хорошо понимаю, — вздохнул Чемберс. — Он мог бы прочесть рукописи. Без труда и гораздо точнее, чем их можно перевести. Вот почему я послал за вами. Именно таким образом, по сути, я и узнал, что он марсианин. Он прочел некоторые фотокопии присланных вами манускриптов.
Монк выпрямился в кресле.
— Он прочел их?! Вы хотите сказать, что могли говорить с ним?!
Чемберс усмехнулся.
— Не то чтобы говорить. В смысле, он не издавал звуков, как вы или я.
Председатель Контрольного совета Солнечной системы перегнулся через стол.
— Взгляните на меня. Смотрите внимательно. Замечаете что-нибудь необычное?
Монк, запинаясь, произнес:
— Д-да нет… Н-ничего. P-разве что очки… Но многие люди носят такие.
— Знаю. Многие надевают их для солидности. Думают, что это круто выглядит. Но у меня другая ситуация. Мне очки нужны, чтобы спрятать глаза.
— Глаза?! — прошептал Монк, — Вы хотите сказать, с ними что-то…
— Я слеп, — отрезал Чемберс, — Очень немногие знают об этом. Я тщательно скрывал данный факт: не хотел, чтобы меня жалели, чтобы потеря зрения препятствовала моей работе. Узнав о том, что я не могу видеть, люди перестали бы мне доверять.
Монк открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но слова не шли с языка.
— Не смейте меня жалеть! — рявкнул Чемберс, — Именно этого я и боюсь. Именно поэтому скрываю от всех правду.
Я и вас предпочел бы не вводить в курс дела, но приходится — иначе вы ничего не поймете насчет Ганнибала.
— Ганнибала?
— Да, Ганнибала. Он и есть марсианин, — пояснил председатель Совета, — Все считали его просто моим домашним зверьком. Думали, что я таскаю его с собой ради светского лоска — вместо модной собачки. Однако дело обстояло совсем не так. Я никогда не относился к Ганнибалу как к живой безделушке. Он был моим помощником и поводырем. В его присутствии я словно вновь обретал зрение. Причем видел гораздо лучше, чем в свое время собственными глазами. Гораздо лучше.
Монк привстал и сел обратно.
— Вы хотите сказать, что Ганнибал владел телепатией?
Чемберс кивнул.
— Да, он был телепатом от природы. Возможно, марсиане таким образом контактировали между собой и телепатия — единственный доступный им способ общения. Он передавал безупречные визуальные образы всего, что видел сам, и я воспринимал их так же ясно, так же совершенно, как если бы смотрел собственными глазами. Даже лучше, поскольку зрительные возможности, которыми обладал Ганнибал, значительно превосходили человеческие.