— Если они хотят грязную игру — мы не против. Но еще до ее окончания мы заставим их просить на улице милостыню. Те газетчики, которые поливают нас сейчас, на коленях приползут к этой двери и будут униженно умолять, чтобы мы обеспечили энергией их печатные станки.
— А что вы скажете о всемирном комитете? — спросил Адамс, — Вы могли бы обратиться к нему. Могли бы разработать международный проект. Тогда никто не посмеет тронуть вас. У вас будут развязаны руки, и вы получите возможность вырабатывать атомную энергию без постороннего вмешательства, которому вы сейчас так подвержены. Что касается энергетических корпораций, то появится шанс заключить с ними взаимоприемлемое соглашение о сотрудничестве. Участие комитета в вашем проекте заставит их пересмотреть свое отношение.
— Мы обращались в комитет, — сказал Кобб. — Но там, вероятно, не желают лишних хлопот. Они проявляют интерес только к Европе и Азии и считают, что Америке лучше вести свои дела самостоятельно — во всяком случае, до тех пор пока не будут решены основные проблемы на тех континентах.
— Но это проблема не только Америки, — возразил Адамс, — Это вопрос мирового масштаба. Развитие ядерной энергетики окажет влияние на жизнь всего человечества.
— Да, но они боятся подойти к ней слишком близко, выйти за пределы своих возможностей. Их власть ограничена. Единственная причина столь продолжительного существования такой организации — страх людей перед угрозой новой войны. И лобби поднимают шум, как только кто-либо делает шаг в сторону всемирного комитета. Но иногда…
— Разве вы не видите, к чему это ведет? — перебил Кобба Адамс. — Свободное распространение атомной энергии по всему миру повлечет за собой возникновение экономического хаоса. Вы упускаете из виду огромное количество предприятий, обеспечивающих рабочими местами сотни тысяч людей. Из-за вас возникнет неразбериха с ценными бумагами, которые сейчас только начинают развиваться и продвигаться на мировой рынок; произойдет изменение торговых реестров, которые тоже только начинают приобретать влияние в мировом устройстве. Вы, несомненно, помните, что происходило в тысяча девятьсот двадцать девятом году. Но те события покажутся лишь рябью на поверхности воды по сравнению с бурей, которую устроите вы.
— Послушайте, Адамс, — холодно произнес Кобб, — вы пришли сюда и заявили, что готовы нам помочь. Я не знаю, кто вы, и не спрашивал вас об этом. Так не пора ли раскрыть карты?
— Я, в общем-то, никто. Просто обычный гражданин, обладающий определенной… ну, можете назвать это эксцентричностью.
— Вас прислал Уокер, — утвердительно произнес Кобб, — Уокер или кто-то из его шайки.
— Поверьте, вы ошибаетесь.
— Тогда кто же? И какое предложение вы собирались нам сделать?
— У меня нет никаких предложений. По крайней мере сейчас. Признаюсь, были кое-какие идеи, но уже нет смысла сообщать их вам. Когда вы по терпите сокрушительное поражение, я зайду еще раз.
— Энергетическим корпорациям нас не одолеть, — огрызнулся Кобб.
Адамс потянулся за своей тростью, поднялся из кресла и, неестественно тонкий и высокий, словно вырос над столом Кобба.
— И все же они победят, — заявил он.
— Убирайтесь! — рявкнул Кобб.
— Всего хорошего, мистер Кобб, — Адамс направился к выходу.
— И не смейте появляться здесь снова, — обронил тот.
Кобб опустился в кресло, бледный от бешенства. Если Уокер решил, что такое вранье может сработать, ну что ж…
Дверь открылась, и в проеме возникла мисс Лэйн, сжимавшая в руке газету.
— Мистер Кобб…
— В чем дело?
Она пересекла комнату и положила перед ним выпуск «Мессенджер». В глаза Коббу бросился кричащий заголовок:
«КОББ НАКОНЕЦ ПРИЗНАЛ,
ЧТО АТОМНАЯ ЭНЕРГИЯ ОПАСНА!»
Цепь вершин Абсорака сияла призрачно-белым снегом под бледным светом серповидной луны, которая висела прямо над острым зубцом горы.
Вертолет глухо стрекотал в небе, а внизу, словно черная река, уплывало назад огромное пространство, именуемое Монтаной.
Кобб раскурил трубку, крепко зажал ее в зубах и поудобнее уселся в кресле, стараясь избавиться от волнения, расслабиться и спокойно подумать.
Это было довольно топорно сработано со стороны лобби — прислать Адамса. Но вполне вероятно, что его визит имел какую-то скрытую цель. Возможно, они хотели намекнуть, что Адамс выполняет миссию их эмиссара, и таким образом использовали его в качестве своего рода ширмы, для того чтобы отвлечь внимание противника от чего-то гораздо более важного.
Адамс, безусловно, отрицал какую-либо связь с энергетическим лобби, но этого можно было ожидать. Если их интрига не была еще отчаяннее, чем предполагал Кобб, время открытого предложения компромисса еще не наступило.
Кобб наклонился вперед и стал пристально вглядываться в темноту, простиравшуюся за лобовым стеклом вертолета. Но ничего не увидел: все тонуло в кромешном мраке. Ни единого огонька. Кобб взглянул на часы: полночь.
Трубка погасла. Он раскурил ее снова, следя за тем, как прямо по курсу возникают словно из ниоткуда призрачные силуэты гор. Расстояние между ними и вертолетом медленно, но неуклонно сокращалось. Кобб сверился с картами и показаниями приборов и слегка скорректировал курс.
Вдруг небо над горными пиками вспыхнуло.
Да, именно вспыхнуло — это слово в данном случае подходит лучше любого другого. Это не было похоже ни на огонь, ни на ослепительное сияние, ни на зарево — просто внезапная, чрезвычайно яркая вспышка, подобная вспышке фотоаппарата, точнее, миллионов фотоаппаратов. Она длилась всего секунду, а погаснув, оставила после себя кромешную тьму, поглотившую даже луну и снежные горные пики и чуть рассеявшуюся только после того, как глаза вновь обрели способность что-либо различать.
Кобб, ослепленный, выпустил из рук штурвал и инстинктивно схватился за что-то, а вертолет тем временем упорно продвигался вперед.
Вдруг послышался громкий звук — словно пророкотали, слившись воедино и предвещая беду, тысячи громов.
Вертолет затрясло в потоках воздуха, он нырнул. Все еще ничего не видя перед собой, Кобб наугад нащупал штурвал и потянул его на себя, чтобы поднять машину вверх.
Леденящее кровь сознание опасности и борьба с вышедшей из повиновения машиной прояснили разум и заставили Кобба сконцентрироваться.
Такой световой эффект мог быть вызван только взрывом на атомной станции.
Вертолет наконец пришел в норму. Да и зрение прояснилось. Луна по-прежнему висела над горными вершинами. Зарева не было. Его и не должно быть — Кобб это знал. Пожар не возникнет… если только… если не…
Он прищурился, словно пытаясь пронзить взглядом окружающую тьму. Ни намека на свечение… ни единого сполоха огня… Только синь ночного неба, серебристо-белый снег на горных вершинах и яркая, почти белая луна.
У него перехватило дыхание.
Взрыв был — в этом он уже не сомневался. И все? Дальнейшего разрушения не последовало? Неужели все их расчеты и опасения оказались беспочвенными? Быть может, произошел мгновенный распад ядерного топлива и вся его энергия была израсходована в одном-единственном взрыве?
Кобб повел вертолет к земле, заставляя машину плавно скользить над вершинами. Он догадывался, какая картина вскоре предстанет его глазам, и пытался собраться с силами, чтобы стойко вынести это зрелище.
Еще издалека он увидел зубчатый шрам, змеившийся поперек долины, и тускло поблескивавшую скалу, расколотую и словно отполированную взрывом.
Пролетая над обезобразившим долину глубоким шрамом, Кобб затаил дыхание. Ни единого намека на еще недавно стоявшие здесь здания, ни единого признака жизни. Не чувствовалось и запаха гари. Не было даже пляшущих в воздухе пылинок. Впрочем, их и быть не могло. Атомный взрыв не оставляет после себя даже пыли. Ибо сама пыль стала бы частью той разрушительной энергии, которая образовала излом поперек долины.
Он направил вертолет к уступу горы, которая сбегала в долину, и, поставив лопасти пропеллера на холостой ход, пошел на посадку. Уступ был обрублен — ровно, как ломтик сыра, отрезанный острым ножом. На пугающе гладкой поверхности горного отрога зияло черное отверстие, и Кобб почувствовал накатившую волну благодарной надежды.