— Хорошо, — сказал шеф. — Значит, договорились.
— Всего доброго. — Новикову еще хватило сил улыбнуться, но он уже знал, что улыбка вымученная. Он шагнул к двери и вышел из кабинета.
В коридоре его нагнал Круглов. Поравнялся. Заговорил так, между прочим, не поймешь, то ли друг, то ли знакомый.
— Зря ты с ним. Ничего ж не добился. А у него связи. Зачем тебе это нужно? Ты знаешь, что там, на одиннадцатом?
— Догадываюсь.
— Я тебе ничего не говорил. Они тебя засыпать хотят. Но я тебе ничего не говорил. Хорошо ты ему… — И он мелко засмеялся.
— Ты не говорил, я не слышал. А ты с кем?
— Мы с тобой вместе учились. Смотри сам. — Он прибавил шаг и ушел вперед.
Он стоял в стороне, поглядывая, как выходят студенты. Время катилось, и он нервничал.
Он зашел в телефонную будку. Набрал номер.
— Алло, Иштван. Сервус!
Прогрохотал автобус, и он захлопнул дверцу кабины.
Опять он ждал. Опять шли студенты, молодые, веселые, беззаботные, а Тани все не было.
Он позвонил жене.
— Здравствуй, милый. Нет, не на работе. Оформляюсь. В командировку. В Сибирь… Как Никитка? Врач был?.. Ты только не нервничай… — Тут он увидел Таню.
Она шла с подругами, с сокурсниками, все молодые, и какой-то парень догнал их, хлопнул ее по плечу и что-то сказал, и все они рассмеялись. И Новиков вдруг почувствовал, как они молоды.
— Да, — сказал он хрипло в трубку. — Хорошо. Я тебя целую! Постараюсь быть раньше.
Он вышел из кабины. Закурил. Пальцы его мелко дрожали.
Он догнал ее, когда она осталась одна, без подруг, и шла среди московских пешеходов. Он поравнялся с нею и сказал тихо:
— Здравствуй.
Она посмотрела на него и вся засветилась и даже не могла сказать «здравствуй», а только кивнула головой.
— Слушай, — сказал он, — я очень тороплюсь. Через два дня я уезжаю на неделю в Сибирь.
— Так надолго?
Он был благодарен ей за это. Он вдруг сказал неожиданно для себя:
— Поедешь со мной?
— А можно?
— А что у тебя с сессией?
— Бог с ней, с сессией…
У него пересохло во рту. Отступать было нельзя.
— Поедешь?
— Конечно, Володя.
— У тебя не будет неприятностей на факультете?
Она тихо засмеялась.
— Зато мы будем неделю вместе.
— Я беспокоюсь.
— Ну что ты. — И она взяла его за руку.
Он вздрогнул: могли увидеть, и ни к чему были все эти эмоции.
— Ты вечером у подруги?
— Да. — И хотела спросить: «Ты приедешь?», но только посмотрела.
— Я заскочу. — Он уже злился, уже торопился.
И она опять нежно сказала:
— Когда хочешь, милый. Я буду ждать весь вечер.
Он не поцеловал, не тронул даже за плечо, сказал на ходу:
— Я пошел, ладно?
И опять она нежно и тихо, одними губами, и эта умиленность среди толпы прохожих его раздражала.
— Я целую тебя, — сказала она.
— Я тебя тоже, — выговорил он.
И поспешил в сторону и не мог долго успокоиться от этой нежности посреди мостовой, среди посторонних людей.
И нам не страшен вал девятый, И холод вечной мерзлоты, Та-та-ра-ра-ра-та-та… Ведь мы ребята, ха! Ведь мы ребята, ха! Семидесятой широты…Юные романтики с гитарами складно и весело пели о мужестве, пригибаясь перед микрофонами. Девушки были в мужских белых рубашках с длинным вырезом и в коротких кожаных юбках с широкими поясами, длинные волосы от висков завивались кольцами на щеки. Парни были в свитерах и с гитарами и все время браво улыбались.
Новиков слушал их, смотрел, как перебирают ногами девушки, ноги были не особенно хороши, рядовые ноги, и на праздничном концерте в таких коротких юбках выступать было нельзя.
— Вот та девочка справа — ничего. Я не про голос.
— Ничего, — друг посмотрел и кивнул головой. — А дальше?
— Я уезжаю. Ты зайди к моей законной, так, между прочим. Она у тебя спросит, где я тогда был, я был у тебя.
— Спасал мою душу, — уточнил приятель.
— Точно.
— А чего ты с ней не разведешься? Ты же ее не любишь.
Новиков подумал.
— А что толку? Что изменится? Новая мебель, новые стены?
— Но ты же любишь Таню?
— Люблю. — Подумал еще. — Ее люблю.
Такси остановилось. Зажегся свет. Был уже вечер.
Новиков долго не вылезал, расплачивался и никак не мог сообразить.
Распахнул дверцу, тяжело вылез. Он был навеселе. Вытянул друга из машины, с силой захлопнул дверцу.
— Пока, шеф, дуй до горы.
Новиков был пьян и чувствовал себя молодым и сильным. Его спутник был пьян еще сильнее, и Новиков поправил на нем кепку и шарф.