- Ты извини, детка, - заговорила женщина, - ты меня не знаешь, но я-то знаю, кто ты. И, поверь, ты мне не чужая. Близкие Кима – мои близкие. А когда моих близких обижают, я просто зверею. Я Валентина, подруга Кима и Гены.
И что-то такое театральное и лживое было в ее словах и в тоне, что впервые, даже не поняв, что именно с ней происходит, Шурочка испытала чисто человеческую эмоцию – гнев. Ей вдруг до темноты в глазах захотелось по-жабьи выстрелить длинным языком и удушить эту холеную не гнушающуюся никакими методами ради достижения цели навозную муху. А еще - наговорить гадостей. Когда-то, в бытность девушки домашней любимицей, Валентина ее терпеть не могла, хоть и не показывала этого Киму. Вдруг вспомнилось, что как-то, когда того не было рядом, даже пребольно щелкнула жабу по носу и пообещала, что не станет терпеть мерзкую тварь в своем доме. Жаба Шушха не поняла, о чем говорила женщина, боль и обида вскоре прошли, Ким и Гена приласкали и накормили, в маленьком жабьем мире снова воцарился покой. Девушка Шурочка осознала, что уже тогда эта мымра собиралась наложить лапы на любимого хозяина, а ее саму в лучшем случае выгнать. А еще, что Валентина жестока и эгоистична, что она такая, какой самой Шурочке быть совершенно не хочется, что таким человеком тоже быть стыдно. Гадости говорить расхотелось – захотелось вцепиться в глотку. И без того растерянная, девушка почти перестала контролировать себя. Сжала кулаки так, что ногти впились в ладони.
- Я знаю, кто вы, - собственные слова казались инородными, круглыми камушками, вылетающими из горла против воли. – Вы бывшая любовница Кима. Я видела вас несколько раз. И я не думаю, что вы близкий ему человек. И тем более мне. Я никогда вам не нравилась.
- Что?! – взвилась Валентина от такого отпора. – Да я тебя видела-то всего раз издалека! Нужна ты мне, чтобы нравиться, не нравиться. Я тебе помочь хотела!
- Нет, - Шурочка покачала головой. – Не хотели. Вам все равно, что со мной будет. Вы даже побаиваетесь, что я могу оказаться внебрачной дочерью Кима. Тогда меня всю оставшуюся жизнь терпеть придется... Только вы зря боитесь. Не придется. Я вообще не человек, - девушка не понимала, зачем говорит все это, но вспыхнувшее однажды, желание ответить ударом на удар не проходило, а разгоралось все сильнее. Ей хотелось уязвить побольнее эту женщину. За то, что вмешалась в выпавшее, наконец, маленькое приключение, за то, что донимала Кима и не понимала, что больше не нужна ему, за то, что всегда брезгливо морщилась при виде домашней любимицы двух мужчин. – Но меня он не бросит. Потому что мне от него ничего не надо. Я ему не дочь, не сестра, не любовница. Просто стараюсь быть другом, как и он мне. А вы достали уже своими требованиями. Лезете в его жизнь, через других к нему подкатываетесь. И плевать вам, что никому от этого радости нет. Вам ведь лишь бы своего не потерять, - запал внезапно прошел, но осознание сказанного еще не наступило, и Шурочка вдруг тихо, устало, но необыкновенно искренне добавила: - Как же ему повезло, что встретил Эмму...
Валентина резко втянула носом воздух. Помолчала с минуту, стараясь взять переварить услышанное.
- Ну что ж... – произнесла она наконец. – Я вижу, ты тоже жертва ее гипноза. Жаль! Конструктивного диалога не получится. Не человек! Ха! Думаю, нужно подойти к проблеме иначе. Уверена, подобное промывание мозгов уголовно наказуемо, - схватив брошенную рядом сумочку, женщина поднялась, продолжая сверлить бывшую жабу ненавидящим взглядом.
- Промывание мозгов? – Шурочка хихикнула. – Нужно будет рассказать Эмме, когда они с Кимом вернутся. Вот повеселится! Она терпеть не может ментальную магию...
Но Валентина этого уже не слышала, она быстро удалялась по направлению к выходу.
Шурочка перевела дыхание и огляделась. Адреналин еще бурлил в крови, но постепенно накатывала волна расслабления. Руки уже начали слегка дрожать. Девушка удивленно скользила взглядом по кафе, пытаясь понять, что она здесь делала. Потом вспомнила парня, который назвал ее милой, и стала осматривать зал более внимательно. Но незнакомца нигде не было видно. На мгновение раздражение на Валентину вспыхнуло с новой силой, но тут же угасло. Собственное состояние злорадной удовлетворенности беспокоило куда больше, чем выходка бывшей Кима. Было странно испытывать радость от поступка, который никак нельзя считать хорошим или добрым. Об этом следовало поразмыслить, проанализировать случившееся.